Журнал "PostKlau"

 Елена Йост(Германия)

     Аскольд. Воскрешение, или Цукаты из имбиря

                                                       (Часть 2)

                                                                             8.

Два дня провалялся Аскольд Евгеньевич "овощем" на своём продавленном пыльном диване в безделье, изнемогая от ожидания и неизвестности. Когда он смирился с мыслью о том, что с новым местом работы не повезло, в прихожей вдруг затрещал телефон. Нехотя, из-за навалившейся многодневной апатии, Аскольд подошёл к телефону:

— Да... — вяло ответил в трубку.

— Здравствуйте. Простите, могу я поговорить с Аскольдом Евгеньевичем? — вежливо и по-деловому спросил кто-то прокуренным женским голосом.

— Здравствуйте. Это я. Чем обязан?

— Ах, это вы?.. Как удачно! — "голос" не предполагал, что никого, кроме Аскольда, быть и не могло. — Аскольд Евгеньевич, мы рассмотрели ваше резюме, и если при более детальном собеседовании у нас сложится консенсус в вопросе вашей зарплаты, то мы готовы подписать с вами договор.

— Да-да, конечно. Скажите, когда и куда я должен подъехать? — несколько поспешно и невольно сбивая этим цену себе, изъявил готовность к встрече Аскольд.

— Давайте завтра, там же. Подходите к началу рабочего дня, к восьми часам.

— Хорошо, я непременно буду! — едва сдерживая ликование, уверил собеседницу Аскольд Евгеньевич.

Остаток дня прошёл в волнении и подготовке к решающей встрече. Аскольд пересмотрел свой гардероб и раздумывал: надеть ли опять новый костюм или найти что-то менее амбициозное.  "Менее амбициозным" были только джинсы, купленные с Аллочкой во время отпуска. Прикинув так и сяк, припомнив подход той же Аллочки к сочетанию имевшихся в наличии вещей, Аскольд Евгеньевич остановил свой выбор на джинсах, одной из новых рубашек и видавшем виды пуловере, заношенность которого, в сочетании с дорогими новыми туфлями, придавала некоторую импозантность — уроки Аллочки не прошли даром.

Утром с особым даже для него тщанием Аскольд сбрил и без того не успевшую ещё отрасти щетину, оделся, заметив мимоходом, что не мешало бы купить более приличную куртку, и отправился на беседу в ЖЭК, приняв твёрдое решение согласиться на любую зарплату. ПОКА согласиться - начать торги, влившись в систему работников ЖКХ, было никогда не поздно.

У Аскольда Евгеньевича начиналась новая жизнь.

            9.

Запоздалое бабье лето сменилось довольно ранней полноценной осенью со всеми вытекающими в виде унылых дождей последствиями. В ЖЭК'е к Аскольду Евгеньевичу отнеслись хорошо: без особого пиетета — с чего бы ему быть?! — но и без пренебрежения. Кроме того, получилось, что он, в некотором роде, начальник, т.к. в его подчинении оказались нормировщица и табельщица, хотя по прежним меркам их деятельность  к бухгалтерии и не относилась. Жизнь в ЖЭК'е била ключом, поскольку состояние коммунального хозяйства никогда не было близко к идеальному. Даже в самом отдалённом приближении. Постоянно где-то что-то прорывало, замыкало, подвергалось "актам вандализма", и всё это кто-то должен был приводить в какой-то порядок. Каждый линейный работник был убеждён, что ему  что-то не досчитали, что-то не доплатили... Особенно непросто складывались отношения с гастарбайтерами из бывших азиатских союзных республик, пожелавших стать суверенными государствами, но, судя по всему, имевших мало понятия о том, что суверенитет - это палка о двух концах, на одном из которых право быть независимыми, а на другом - способность таковыми быть. Право было, вопрос же способностей оставался открытым, а потому весь персонал по "уборке дворовых территорий" составляли выходцы из этих "суверенных государств", выполняющие работу вполне добросовестно, но зачастую не умеющие ни понимать, ни изъясняться по-русски. Как новичку в этом деле, Аскольду было сложно общаться с ними, а потому он старался всячески свести к минимуму это общение, порой курьёзное.

— Аскольд-ака, премию мне почему не дали? — уважительно, как к старшему, обратился к нему как-то один из двух поджидавших у входа дворников-узбеков, — Я хорошо работал, жильцы довольны, не жалуются.

— Нурбобо, — имена Аскольд Евгеньевич запоминал чётко! — я сейчас занят, подойдите, пожалуйста, позже, и мы с вам всё досконально обсудим.

Почёсывая затылок, дворник вернулся к товарищу.

— Ну что, Нурбобо, что Аскольд-ака сказал? — озабоченно поинтересовался второй.

— Не понял, — в глубокой задумчивости ответил Нурбобо, — доски какие-то хочет!

Такие "непонятки", учитывая контингент, случались сплошь и рядом, но, как ни странно, Аскольд Евгеньевич умудрялся со всеми ладить, решая проблемы, порой и не входящие в его компетенцию.

           10.

Так, день за днём, незаметно осень из поздней перетекла в предзимье. Аскольд Евгеньевич трудился на ниве укрепления жилищно-коммунального хозяйства, постепенно влился в непривычный коллектив, — что уж греха таить, коммунальщики это особый стиль общения как лингвистически, так и ментально — почти перестал морщиться при каждом матюке, не забывая при этом попросить:

 — Только, пожалуйста, по возможности, без ненормативной лексики!

Над ним, конечно, из-за этого подсмеивались за глаза, но уважали, помимо всего прочего, ещё и за это тоже.

Новая обстановка, отличающееся от прежнего окружение — и жизнь Аскольда Евгеньевича, незаметно для него самого, приобрела несколько иные качества, в ней появились иные категории, или,  как говорят на современный манер, новые опции: приличная одежда, незнакомые ранее продукты питания и даже развлечения в виде редких вылазок в кафе или "Макдоналдс".

Дело близилось к новогодним праздникам, когда однажды, возвращаясь с работы, он обнаружил в почтовом ящике письмо. Конверт выглядел как-то очень официально и этим насторожил Аскольда Евгеньевича — писем получать ему было неоткого и неоткуда. Войдя в квартиру, он снял приобретённую недавно взамен морально и физически устаревшей куртку, и, не переобувшись, что демонстрировало крайнюю степень взволнованности, прошёл в комнату. Срезав ножницами тоненькую полосочку сбоку конверта, он опасливо достал листок.

Из письма следовало, что его разыскивает дальняя родственница — сколько-то-юродная сестра его матери, что служба розыска не имела права напрямую дать ей его, Аскольда Евгеньевича, данные, и потому испрашивает на это его разрешение или запрет. В качестве альтернативы ему предлагалось связаться с разыскивающей его родственницей самому по адресу или номеру телефона, имеющимся в службе, отправившей письмо.  Для получения нужной информации ему нужно просто позвонить в эту самую службу и назвать специальный код, указанный в письме.

Обушмаренный новостью, Аскольд Евгеньевич долго сидел впотьмах, крепко зажав в руке листок из конверта, будто пальцы свело судорогой. Очнувшись, он переоделся, вскипятил чайник и, наскоро поужинав тем, что нашлось в холодильнике, улёгся в раздумьях на диван.

Никаких упоминаний матери о наличии у неё какой-то сестры Аскольд Евгеньевич припомнить, как ни старался, не мог, и у него затеплилась надежда, что и письмо, и эта возникшая ниоткуда непонятно в каком колене тётка - просто ошибка. Недоразумение. А почему нет?! Бывают же и однофамильцы, и полные тёзки!.. Хотя в глубине души он понимал: сложно быть полным тёзкой ещё какого-то Аскольда Евгеньевича Слепенького.

            11.

На следующий день в ЖЭК'е все заметили странное состояние Аскольда Евгеньевича: он был непривычно рассеян и в то же время чрезвычайно сосредоточен. Этакий "весь в себе".

Недоумённо переглядываясь, никто, однако не задал ни одного вопроса — мало ли, что у человека могло произойти?!

Следующие два дня были выходными и Аскольд вполне логично решил, что звонить по указанному телефону не имеет смысла — всё равно не ответят, нет там в выходные никого!

В понедельник его удручённое состояние достигло, наверное, апогея. Не зная как поступить со свалившейся возможностью обзавестись родственницей, Аскольд Евгеньевич пребывал в состоянии, близком к истерике.

Видя его неизвестно чем вызванные мучения, первым не выдержал и поспешил проявить какое-то сочувствие армянин со странным именем Поль-Гоген Ашотович — кладовщик и снабженец в одном лице.

— Коля-джан, — ничего, что я тебя Колей называю, а то Аскольд — очень трудное имя? — и, не ожидая ответа обалдевшего от такого панибратства Аскольда Евгеньевича, продолжил:

—Коля-джан, ты что, э, такой убитый ходишь? Уже третий день! Что, э, случилось? — сыпал вопросами кладовщик-снабженец.

Поль-Гоген, бывший бакинец, покинувший любимый город в начале 90-ых в связи с армяно-азербайджанским конфликтом, своё имя считал вполне нормальным, без каких-либо сложностей. Это, в общем-то, было и не удивительно, поскольку его отец, художник-самоучка, этакий "Пиросмани армянского разлива", ярый поклонник живописи, трём своим сыновьям дал имена особо почитаемых им французов-постимпрессионистов: старший был Ван-Гогом Ашотовичем, средний — наш кладовщик-снабженец — Поль-Гогеном Ашотовичем, младшего же нарекли Сезанном Ашотовичем. Их сестре повезло меньше всех: офанатевший от французской живописи папаша окрестил её Адалиской — понравилось слово и красивые женщины, названные этим манким,  полным загадочности словом. Мало того, что папаша не знал значения звучного слова, он не знал, к тому же, что пишется оно через "О". А может быть это незнание оказалось и кстати: Адалиска Ашотовна представлялась всем просто Адой!

Поль-Гоген Ашотович был человеком в меру хитроватым, в меру наивным и от этой своей наивности очень благодушным. Грубить сердобольному сослуживцу Аскольд Евгеньевич не хотел, поэтому, проглотив его фамильярность, сдержанно ответил:

— Спасибо, Поль-Гоген Ашотович, за внимание, но, уверяю вас, со мной всё нормально.

— Ну-ну... Помощь будет нужна — только скажи, не стесняйся, Коля-джан.

Это "Коля-джан" было ножом в сердце Аскольда Евгеньевича, вернее, выстрелом из далёкого прошлого, из почти забытого школьного детства. И так ему стало жаль себя, что он, приняв, наконец, окончательное решение позвонить по указанному в злополучном письме номеру, еле-еле досидел до конца рабочего дня.

              12.

Примчавшись как на крыльях домой, Аскольд Евгеньевич, не раздеваясь, отыскал в ящике стола письмо из службы розыска и торопливо набрал нужный номер телефона. В ухо противно пищало, как "тире" морзянки. Набранный номер был занят, — на том конце провода кто-то дозвонился раньше Аскольда — но, не теряя надежды осчастливить своим звонком службу розыска за оставшиеся до конца рабочего дня несколько минут, он упорно накручивал и накручивал диск. Неожиданно в трубке что-то щёлкнуло, хрустнуло, пошли гудки вызова и Аскольду ответили. Долго никто не церемонился: девушка спросила код письма, Аскольд назвал нужную комбинацию букв и цифр и получил адрес и телефон ставшей почти реальной тётки.

Оказалось, незнакомую тётушку звали Надежда Кирилловна, по возрасту она была немного старше уже умершей мамы Аскольда. Но что самое интересное — она жила в одном с ним городе, а значит встреча могла состояться практически сразу, без проволочек. Шансов найти благовидный предлог для того, чтобы отложить всё это "воссоединение семьи" в долгий ящик у Аскольда Евгеньевича не было! Всё это было так, но... — это окаянное "но", похоже, преследует по жизни всех, путая карты, планы, намерения... Окинув взглядом свою "Аскольдову могилу", как в глубине души он уже и сам называл своё жилище, Аскольд Евгеньевич понял, что не может и не хочет встречи с тётушкой на своей территории. Вернее, на своей территории, находящейся в столь плачевном состоянии. Что делать и как быть, он пока не знал, но, быстренько сбросив куртку и перекусив, решил составить хоть какой-то план действий.

В первую очередь, достав из старого платяного шкафа старенькую, оставшуюся ещё от матери чёрную лаковую сумочку "под крокодила", пересчитал имеющуюся наличность — в этой сумочке, сколько он себя помнил, у них всегда хранилась некоторая сумма "про чёрный день". Денег было не очень много, но в силу своей полной оторванности от бытовой стороны жизни Аскольд Евгеньевич не мог реально оценить степень своей платёжеспособности. Как бы там ни было, на банковской карточке, куда перечислялась его зарплата, тоже скопилась некоторая сумма.

"Так, завтра в обеденный перерыв нужно срочно сгонять в банк!" — подумал Аскольд, не заметив даже появления в его лексиконе, пусть и мысленном, нового для него словечка "сгонять". На том он в этот вечер и успокоился: главное было — принять какое-то решение. И он его принял!

               13.

С утра, заняв своё место за обшарпанным столом в ЖЭК'е, Аскольд Евгеньевич старался не отвлекаться от своих прямых обязанностей — он страшился и своих проблем, и своих планов, а потому лучше было не отвлекаться на размышления о них. Но к обеденному перерыву он как-то внутренне собрался и, не теряя времени на чаепитие или блиц-набег на Макдоналдс, отправился в ближайшее отделение банка для прояснения своей финансовой ситуации. Решение банковских дел много времени не заняло и, как ни странно, у него ещё осталось несколько сободных минут обеденного перерыва. В большой комнате бухгалтерии, глядя в окно скучающим взглядом и грея ладони о пузатую кружку с чаем, была только мастер Тамара Георгиевна, что было очень кстати. Аскольд Евгеньевич, не зная, с чего начать разговор, сел нерешительно напротив.

— Тамара Георгиевна, простите, что отвлекаю, но не могли бы вы дать мне совет, вернее, проконсультировать по некоторому вопросу?

Тамара Георгиевна, отведя взгляд от пыльного окна, с удивлением помотрела на своего vis-a-vis — прежде он никогда ни к кому и ни за чем не обращался.

— Слушаю вас, Аскольд Евгеньевич, — отозвалась, оторопев от неожиданности, —  помогу, чем смогу.

— Вот вы — мастер в строительной бригаде. Вы, наверное, можете навскидку сказать, сколько времени и средств понадобится, чтобы наскоро привести в порядок двухкомнатную квартиру. Не какой-то там евроремонт, — нет, Боже упаси! — а просто побелка-покраска.

— Ну я, конечно, могла бы приблизительно, на глаз определить объёмы и сроки, но для этого мне нужно на эти "объёмы" посмотреть, хотя бы одним этим самым глазом! А кому так срочно понадобился ремонт?

— Мне, — замявшись, ответил Аскольд Евгеньевич. — А вы не могли бы посмотреть на мою квартиру, чтобы прикинуть, что да как? Я здесь совсем рядом живу, много времени этот осмотр не займёт. Если, конечно, я вас не очень этим напрягу и задержу.

— Я, право, даже и не знаю... Хотя, почему бы и нет?!

— А сегодня могли бы? — боясь показаться бесцеремонным, спросил Аскольд Евгеньевич.

— Могла бы и сегодня, — с лёгкостью согласилась Тамара Георгиевна. — Ждите меня после работы у выхода, во дворе.

— Договорились! — обрадованный исходом беседы, с энтузиазмом принял предложение Аскольд Евгеньевич.

По окончании рабочего дня, накинув куртку, не застёгивая "молнию",  Аскольд выскочил во двор — неудобно, если его консультанту, да ещё и женщине, придётся ждать. На улице уже было темно, от холода и сырости неуютно. Ждать почти и не пришлось — Тамара Георгиевна подошла почти одновременно с Аскольдом Евгеньевичем. Какие-то десять минут — и они подошли к нужному дому. Пока поднимались в лифте, Аскольд Евгеньевич смущённо пытался вкратце подготовить свою спутницу к виду своей "Аскольдовой могилы", но его осторожность была излишней — Тамара Георгиевна по роду деятельности видала ещё и не такое. Решительно пройдясь по квартире, она очень быстро и деловито провела "рекогносцировку местности" и высказала своё мнение. Всё оказалось не столь ужасно, как казалось Аскольду: да, пыльно и "закопчёно", но штукатурка и вся столярка — крепкие, без осыпаний и многослойных натёков краски. Аскольду Евгеньевичу нужно было только найти маляров-шабашников, а они за вполне доступную цену быстренько наведут в Аскольдовой берлоге марафет — деньги к Новому году ни для кого не лишние. Помолчав с полминуты, Тамара Георгиевна выступила с инициативой:

— А что, Аскольд Евгеньевич, если я пришлю к вам пару-тройку наших, ЖЭК'овских маляров? После работы да по выходным они быстро управятся. И вам искать где-то на стороне не нужно, и им хорошо — лишняя копеечка. А с ценой я за вас словечко замолвлю.  Краску попрошу завтра Поль-Гогена нашего купить — вы только деньги приготовьте, а он на нашей "Газели" быстренько на строительный рынок слетает.

О таком исходе "экскурсии"  Аскольд и мечтать не мог, поэтому, быстренько оценив инициативу и пока Тамара Георгиевна  не передумала, согласился на все её предложения.

Хотя время было и не очень позднее, Аскольд Евгеньевич проявил галантность и вызвался проводить даму до дома, тем более, жила она, как оказалось, совсем недалеко и от ЖЭК'а, и от него — нужно было пройти всего через несколько дворов. Дождя не было, шли неспешным шагом, Аскольд Евгеньевич, стараясь заполнить возникшую было паузу, вёл "светскую беседу":

— Не знаю, Тамара Георгиевна, что бы я без вас и делал! Я ж в плане быта человек очень непрактичный и неприспособленный. А вы... Вы так уверенно, так решительно определилсь с планом действий!.. Спасибо большое, я у вас в долгу! — и, помолчав, добавил, — Дома-то вас, наверное, совсем потеряли, задержал я вас...

— Да нет,  Аскольд Евгеньевич, не переживайте: дома меня никто не ждёт — я живу одна.

— Вот как?! — вполне искренно удивился Аскольд, — Ну тогда хорошо.

— Что ж в этом хорошего? Человек не должен жить один, человек не создан для этого.

— Да я не в том смысле! Просто я переживал, что вас ждут, а раз не ждут, то... То хорошо!

— А, так вы в этом смысле... Понятно.

Тут они подошли к какому-то дому-хрущёвке.

— Ну вот мы и пришли, спасибо, что проводили, — стала прощаться Тамара Георгиевна. — До завтра!

— До свидания, Тамара Георгиевна, до завтра. И ещё раз спасибо, вы меня здорово выручили.

На этом они распрощались, Тамара Георгиевна уже открыла дверь в подъезд, но опять повернулась к Аскольду:

— Да, Аскольд Евгеньевич, не забудьте захватить завтра деньги на краску и всё такое...

Дверь за Тамарой Георгиевной захлопнулась,  и Аскольд поспешил домой.

Продолжение следует...

Иллюстрации автора

Выпуск сентябрь 2017