Главная » Статьи » ЛитПремьера » Йост Елена

Е.Йост. У нас дома...(V)


Елена Йост



          

                 У нас дома...(V) 



     


                                                                          "Именно из истории каждой семьи складывается история государства!"

 


                   18. ФАМИЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ И

                           ДАРЫ ВОЛХВОВ

 

У нас в семье деньги никогда не были ни объектом почитания, ни самоцелью... Понятно, без денег прожить невозможно - до сих пор их так никто и не отменил, но у нас в семье деньги были для того, чтобы их тратить. Тратить на ЖИЗНЬ, а не на существование. Естественно, всё относительно: то что для нас было ЖИТЬ, для кого-то определялось, наверное, унылым словом "СУЩЕСТВОВАТЬ". Но, как бы там ни было, деньги в нашей семье, помимо удовлетворения естественных бытовых потребностей, служили для того, чтобы доставлять как можно больше радости.  Какая радость может быть от денег, заботливо складываемых в заветную коробочку или на счёт в сберкассе, если дети не видят вдоволь ни сладостей, ни развлечений, ни игрушек? Если для детей покупка мороженого "Пломбир" за 20 копеек - событие месяца? Нет,  у нас в семье отношение к деньгам было "без трепета". 

Это вовсе не означает, что мы не знали им цену, не считались с фактом необходимости решения насущных проблем и потребностей. Просто наши родители и сами считали, и нас воспитали  в понимании того, что радостей, которые мы могли бы себе позволить, в нашей жизни не так много  для того, чтобы мы отказывались от этих самых радостей во имя пополнения вклада на сберкнижке. 

Когда из-за событий, связанных с армяно-азербайджанским конфликтом, встала реальная возможность срочной эвакуации, и разрешено было взять с собой только самое ценное и необходимое, то Ира, взяв любимый старенький полосатый саквояж, любовно сложила в него... все семейные фотографии. К счастью, до эвакуации дело так и не дошло, но ни одна фотография не были ни утеряна, ни, тем более, не дай Бог, выброшена. А ведь на свалках в то время были целые завалы - или, наоборот, развалы? - семейных фотоархивов, безжалостно вываленных отъезжающими в срочном порядке бакинцами. Я никогда не поверю, что в багаже у них не нашлось бы места для одной, пусть далеко и не спичечной, коробки с фотоисторией семьи, а то и целого рода!

У нас в семье была малюсенькая тёмно-зелёная эмалированная, непощажённая временем, с отбитыми боками мисочка, из которой нас в детстве кормила кашей мама. Потом из неё кормила Ира Борю - своего сына. Когда в гости из далёкого казахстанского Ермака приехала я уже со своей восьмимесячной Лидочкой, её тоже кормили из этой "легендарной антикварной" мисочки. Что же это была за мисочка? Ну, собственно, она не была, а есть до сих пор, а легендарна она тем, что была подарена нашему папе на его второй день рождения его папой, нашим дедом, Степаном Ивановичем. 




Несколько лет назад, приехав в Саратов в отпуск из немецкого Вупперталя и не обнаружив этой мисочки, я в первую очередь позвонила Ире в американский Эри и, боясь её напугать пропажей семейной ценности, осторожно навела справки, не увезла ли она этот "артефакт" с собой. Слава Богу, "пропажа" нашлась, мисочка была у Иры.  Конечно, и я бы с удовольствием забрала её себе, но... Мисочка одна, а ссориться из-за наследства - последнее дело. Думаю, что в этом месте моего повествования кто-то удивлённо улыбнётся: наследство - оббитая эмалированная миска "времён очаковских"! Но представьте, именно такое наследство могло бы нас, в принципе, рассорить. Не мамины золотые украшения, не деньги... Папина мисочка!  Великая семейная ценность!

Приблизительно так же у нас относились и к подаркам - ценность их была далеко не в циферке на ценнике.

 

Годы беженства. Холодное неотапливаемое летнее общежитие для студентов-практикантов сельскохозяйственной академии. Электричества почти нет - неизвестно, когда его включат, а когда опять выключат. Вода торосами застывает вокруг умывальника, что в общем туалете. Работы нет. Денег нет не то что лишних - необходимых на скромное питание тоже вечно не хватает: пособие по безработице вечно задерживают, детское пособие не выплачивают уже несколько месяцев. Зарплата тех из нас, кто имеет хоть какую-то работу, существует лишь теоретически, где-то в бухгалтерских отчётах. Слава Богу, пенсию маме с папой выдают более или менее регулярно. На неё и живём всем нашим "колхозом". 

Январь. День рождения Иры. Что можно подарить в такой ситуации?! Не помню уже как и откуда, но я наскребла каких-то своих "заначенных" денег, чтобы купить приглянувшийся микроскопический флакончик французских духов "8' E Jour" в магазине "Yves Rocher" на Немецкой улице - пусть порадуется чему-то по-настоящему женскому, красивому и праздничному! Скользя по гололёду тротуаров, как фигуристка при исполнении произвольной программы, добегаю до цели, прошу продать вожделенный флакончик и...

- Только он без коробочки - последний. Брать будете? - ошарашивает меня хорошенькая продавщица. Раздумываю недолго - нужно ещё на автобус успеть, хотя бы на последний, что идёт до нашей "Тмутаракани".

- Беру! - расплачиваюсь и выскакиваю из магазина.

Дома, уложив детей спать, из пачки от сигарет полночи клею по всем правилам для флакончика коробочку. Но ведь пачка от сигарет некрасивая! Вспоминаю, что где-то был кусок нарядной серебристой, в меленький цветочек подарочной бумаги...

Мой подарок вызвал море слёз, время-то было не для французских духов: не до жиру - быть бы живу. Сразу припомнился эпизод, по-моему, из толстовского романа "Хождение по мукам", когда в этом хаосе и полном отсутствии привычных благ вдруг отыскивается флакон с остатками французских духов на самом донышке - вот радости-то было у героинь!..

А коробочка эта до сих пор хранится у Иры.

 

После многодневных мытарств по оформлению загранпаспорта и многочасового стояния на морозе во дворике немецкого консульства с неизменной "группой поддержки" в лице своей единственной сестры я,  наконец-то,  получила визу на въезд с детьми в Германию. Это означало, что вместе нам быть осталось от силы неделю - время на сборы сумок и покупку билетов на автобус до нужного немецкого города. Намёрзшиеся, разбитые физически всей беготнёй и морально от осознания ужаса предстоящей разлуки, мы зашли в магазин на Немецкой. В радостные дни получки мы иногда покупали в нём что-нибудь вкусненькое  нашим старикам и деткам, магазин специализировался на деликатесах и винах, которыми, кстати, торговали и на разлив. Зайдя в торговый зал, мы, не смущаясь присутствия завсегдатаев-выпивох, обратились к продавщице:

- Два стакана вина, пожалуйста.

Нужно было видеть её округлившиеся глаза: две прилично выглядящие и хорошо одетые, смею сказать симпатичные женщины - и вино на разлив!.. Но виду не подаёт:

- Вам какого: белого, красного, сухого или полу...

Недолго совещавшись, решили:

- Красного, пожалуйста, полусухого, хорошего - на ваше усмотрение. Только нет ли у вас чего-то поприличнее, чем пластиковые стаканчики?

- Сейчас поищу, - сказала женщина в белой наколке и скрылась за дверной занавеской.

Через минуту она вынесла бутылку вина и два тонких винных бокала. Из-за её спины выглядывала, судя по "прикиду", заведующая - больно хотелось увидеть, кому она пожертвовала свои бокалы.

- Вот, "Мерло", полусухое, французское. Хорошее, но дорогое. Будете? - как-то растерянно спросила продавщица.

Это было как раз то, что нужно.

Мы потягивали вино, стоя за столиком, плакали и произносили тосты.

Наступил день отъезда. Суета сборов как-то притупила на время ужас от предстоящей разлуки - не до "ужасов", некогда! Но вот вещи собраны и грусть берёт реванш после отступления, подступает вплотную. Сердце сжимается от мысли о приближении прощания и слёзы выступают, и уже не смахиваются украдкой... Вытирая покрасневший нос, Ира протягивает мне... свой красненький небольшой чугунок.

- Лен, у меня больше ничего нет, что я могла бы тебе подарить...Возьми на память этот чугунок...

Какие тут слова???!!!  Обнявшись, рыдали обе.

 

Прошли годы. Изменились наши возможности. Подарены друг другу были уже и бриллианты, и изумруды, и много чего ещё, но...

Вон он, чугунок, стоит у меня на полке, напоминает о сестре, хотя я о ней ни на день не забываю, впрочем, как и она обо мне.

 

Жизнь не всегда складывается так, как хочешь. У неё свои выкрутасы, далеко не приятные. Проблемы, накатывающие, как волны каспийского прибоя, и подобно ему же сбивающие с ног - не всегда устоишь под их ударами.

Выходной не сулил ничего хорошего, что, в общем-то, вполне закономерно, если жизнь превратилась в один бесконечный стресс. Настроение хреновое, но это не даёт права забыть о своих обязанностях мамы. Слёзы где-то близко-близко к тому, чтобы пролиться от чьего-то неосторожного слова. Время завтрака, дети за столом. Прижухли, видя моё состояние. А я, уткнувшись невидящим взглядом в сковороду, пеку блины. Тесто всё не кончается и не кончается, еле сдерживаюсь, чтобы не поддаться настроению и не бросить к чёртовой матери и половник, которым разливаю тесто на сковороду, и саму эту чёртову сковороду... Слава Богу, всё заканчивается, закончилось, наконец, и тесто. Блины аппетитной стопкой на большой тарелке. В голове карусель из мыслей.

"Так. Лиде - чай с молоком. Олежка заказал горячее молоко. Лиде в чашку ни в коем случае не должна попасть пенка - терпеть её не может. Значит все пенки - Олежке, он - мой сын, за молочную пенку душу отдаст!.. Только бы не заплакать! Нужно успокоиться!.. Ну кому там ещё чего-то нужно?.. Олежка. Что ему?"  - очнулась от голоса сына:

- Мам, хочешь пенку из молока?

 

                 

                   19. БИЛЛИ БОНС

 

Когда он появился у нас, я даже и не знаю. Просто помню, что всегда могла найти его в письменном столе, в папином ящике. Там, в том ящике, мно-о-ого всякого-разного-интересного было. И, что самое главное, он никогда не был заперт - не было у нас дома секретности, и при этом никто никогда не пытался вторгнуться туда, куда вторгаться было нежелательно.

Ну так вот, раньше, совсем давно-предавно, мы называли его просто: одноглазый бинокль. Это была то ли половинка от бинокля, то ли ещё что... Вот сейчас отвлеклась и специально посмотрела: не от бинокля "оно" - нет следов крепления второй половинки. Тогда что это? Скорее всего деталь от какого-нибудь списанного навигационного прибора. Папа принёс ещё при Царе-Горохе.

Ой, сколько всего интересного можно было увидеть в этот "одноглазый бинокль"! Особенно, когда болеешь и не ходишь в школу, а все твои одноклассники и одношкольники после занятий валом валят мимо твоих окон.

Ага! Вон Саша Фишзон... Отличник.

Старшеклассник. Надежда школы. О-о-о-о, Юрочка Мунтян ( всегда была уверена, что он армянин. Оказалось - молдаванин!). Таки закончил школу с золотой медалью! Ой, а девчонки-то, девчонки!.. Вот дуры! Хихикают, якобы украдкой оборачиваются на него!.. Пигалицы!

 

А ещё здорово было летом рассматривать ночью дядьку-продавца арбузов - почему-то ежегодно именно на этом углу, прямохонько напротив наших окон, располагался "пункт по круглосуточному обеспечению населения арбузами". Пункт этот состоял из огромной кучи арбузов, стола, стула, раскладушки и орущего чуть ли не круглосуточно транзисторного приёмника. 

Вот было где-нибудь ещё так, кроме как в нашем городе?! Фигушки! Нигде и никогда не видела. Вот сидим, бывало, ночью в кухне, беседы беседуем - бдим, как называл наши посиделки папа. И вдруг наша чья-то левая нога захотела арбуза. И тут нам на выручку приходит он, одноглазый бинокль - всё можно разглядеть: спит или не спит наш дядька-арбузник ( неловко, как-то, будить человека среди ночи из-за своего бзика, хотя он, человек этот, для того здесь и посажен, чтобы этот самый бзик удовлетворить, хотя и за наши кровные копейки - цена арбузам была десять копеек за килограмм!).

 

А иногда, когда мама заводила какую-нибудь воспитательную волынку, можно было со смехом посмотреть на маму в этот одноглазый бинокль с обратной стороны. Мама делалась ма-а-аленькой и далёкой, как и все её поучения. И это означало: оставь, пожалуйста, свою волынку, "я не здешний". Мама смеялась, глядя на меня и всё понимала.


Когда и кто "обозвал" нашего одноглазого друга Билли Бонсом - не знаю и не помню. Потом, став взрослой, я уехала из дома, а Билли Бонс остался в ящике папиного стола. Когда нашего дома не стало, как такового, и мы все разъехались по разным странам, Билли Бонс достался мне. Уже обшарпанный, потёртый, с кое-где проявившимся из-под чёрной краски латунным корпусом...На зелёном шнурке...


               

 

Теперь уже мои дети смотрели сквозь него одним глазом на приближённый мир, совсем другой мир: вот рассыпалась по небу целая стая монгольфьеров - ну-ка, кто там машет рукой из корзины? А вот летит дирижабль, или как их здесь называют, цеппелин - что там на нём написано?

 Жизнь здорово прошлась по мне и иногда, чтобы отдалить её неблаговидные по отношению ко мне поступки, очень хотелось посмотреть с обратной стороны Билли Бонса - "я не здешний". Чтобы забыть обидчиков - отдалить их Билли Бонсом: я вас в упор не вижу!

Если бы сейчас  всё было так как в детстве  просто ! Увы, Билли Бонс, потерял ты свою волшебную силу! Или просто я, наконец, повзрослела?

 

                  20.  ТРОШКИНЫ МЕМУАРЫ


В разные периоды жизни у нас появляются разные друзья. Одни остаются навсегда, другие по той или иной причине отсеиваются. Иных, предавших тебя, просто вычёркиваешь не только из списка друзей, но и из своей жизни... Но есть такая категория друзей, которые никогда не предадут, которые любят тебя независимо от твоего настроения, бзиков, от того хороший ты человек или не очень... Их уже и друзьями не назовёшь - это настоящие члены семьи, и когда они уходят, то забирают с собой частичку твоего сердца, твоей души, поселяясь навсегда в памяти. Вот что мог бы написать о себе такой друг, ставший членом нашей семьи. 

Меня зовут Трошка. Полностью - Трофим. Но даже в паспорте стоит "Трошка". Эти дураки-чиновники, видно, не знают, что Трошка - значит Трофим.

Мать мою звали Анфисой и она была очень интеллигентной, но я её и не помню. Я был у неё "поскрёбышем", так сказать. Поздним ребёнком. Отца я вообще не знал. Ни кто он, ни как его звали... Так что, отчества у меня никакого не было.

Но вот бабушка моя, Катя, была даже немного знаменитой, о ней есть целый рассказ. Так и называется "Катя".

Когда матери не стало, моим воспитанием занялись Дед с Бабулей. Кем они мне были - не знаю. Похоже, не родня: я -  рыжий, в мать, хотя она и не была откровенно рыжей. Но Дед и Бабуля очень заботились обо мне. Особенно Дед. Просто он был крепче. Бабуля часто болела, но Деда пережила. Когда Деда не стало, все заботы обо мне легли на плечи Бабули. Вскоре и Бабули не стало. Я остался совсем один. Слава Богу, соседи не дали пропасть. В память о Деде и Бабуле они заботились обо мне. Каждый по-своему: кто накормит, кто проследит, чтобы я зимой не остался на улице, и откроет дверь - жили мы в общежитии и вход был общий...

В общем, мытарства мои продолжались восемь месяцев. В один прекрасный летний день явились дочки Бабули и Деда. И их внучка. Я столкнулся с ними в общем коридоре. Дочки давно меня не видели и потому не сразу узнали. Оно и неудивительно -  шибко я изменился, без ухода-то...

Младшая, увидев меня, обращаясь то ли ко мне, то ли к старшей своей сестре, спросила: "Это не Трошка ли?" Я, было, уже вышел на крыльцо, но Дедова дочка позвала с собой и я не смог устоять. Три дня я никуда из дома не выходил, всё боялся, что опять останусь один. Потом попривык. Так прошёл почти месяц. Меня все любили, обо мне заботились, кормили деликатесами.

Приближался день отъезда сестёр-Дедовых дочек. Старшая лила слёзы: взять меня с собой в свою Америку она не могла - не было у неё такой возможности. Младшая её успокаивала. В конце концов младшая заявила старшей: "Ну давай его заберу я!" И началось!..

Целыми днями они возили меня куда-то. Собирали справки, оформляли документы. Наконец мой паспорт был готов!

Можете представить, какого страха я натерпелся, пока летел в самолёте?! Я ж никогда нигде дальше нашей улицы не был!

Вот уже полгода я живу у младшей Дедовой дочки. В Германии. За морем, скажу вам, житье не худо. Тепло. Сытно. Дедовы внуки меня любят. А что ещё нужно бывшему беспризорному?! Бывшему беспризорному коту.

 

Троша умер 16 апреля 2015 года, прожив с нами в Германии пять с половиной лет. Каков был его возраст - точно никто из нас сказать уже не мог, но, думаю, было ему лет 12-13. Уход его был долгим и мучительным. Как я пережила это - я не знаю, хотя, судя по всему, я ещё и не пережила: плачу при каждом воспоминании о нём. Похоронили мы его на кладбище животных с очень грустным и романтическим названием "Wolkenreise" - "Путешествие на облака". Боль от его ухода выплеснулась в строчках стихотворения, написанного мною в те дни:

 

Прощай, мой верный друг! Янтарными глазами

Ты не посмотришь уж в мои зелёные глаза...

Наверное, меня за что-то наказали,

Раз ты ушёл и не простившись, и ни слова не сказав...

 

Ты душу согревал мне ярким жарким солнцем,

И сердце под ладонью моему стучало в ритм.

Закрылось в мир иной волшебное оконце,

С тобою никогда мы по душам уж не поговорим...

 

Не выйдешь ты меня теперь встречать у двери -

Откуда только узнавал, что это я иду?! -

Да, всё же лучшие друзья у человека - звери:

Они и радость искренне всегда разделят, и беду...

 

И любят бескорыстно так... так беззаветно...

Нам, людям, поучиться б этому всему у них...

Что  философствовать?! Всё в этом мире смертно!..

Ну вот, всё кончилось, отмучившись, навек и ты затих.

 

Мой рыжий друг, с трудом переживу потерю,

Но, уходя в неведомые дали, не забудь:

Я в нашу будущую встречу втайне верю,

И буду ждать тебя... в созвездии  Фламинго где-нибудь.

 

                                   

                   21. НАШИ ДЕТИ

 

Так сложилось, что, в общем-то, и неудивительно для нашего семейства, что наши с Ирой дети стали для всех нас НАШИМИ ДЕТЬМИ. Мама с папой никогда не делали различия между Борей Иры и моими Лидушей и Олежкой: все были равнолюбимыми. Конечно, учитывая разницу в возрасте между Борей и Лидочкой и тот факт, что она  единственная девочка из троих внуков, была она на особом положении, особенно у деда, но, в общем-то, никого особо не баловали и не отличали: всех баловали, жалели, наказывали, ругали и гордились их достижениями в соответствии с необходимостью и ситуацией. Кроме того, что Ира как моя сестра являлась моим детям тётей, была она им к тому же крёстной матерью, причём обязанности, возложенные с этим званием, она охотно и добросовестно выполняет по сей день, хотя детки мои уже вполне самостоятельные и вполне взрослые, хотя и молодые ещё люди.

Я же, исходя из родственной иерархии, была Боре просто тётей, так как в годы, когда он появился на свет, вся наша страна состояла сплошь из ярых атеистов и нехристей, и окрестился он уже в довольно самостоятельном возрасте, когда по церковным правилам наличие крёстной матери было уже и необязательным, и, в общем-то, никчёмным.

Когда родился Боря, мне было всего восемнадцать лет, и я, гордая своим положением тёти, "выгуливала" племянника, если Ира была занята. Я толкала перед собой коляску и ужасно забавлялась шушуканием прохожих, мол такая молоденькая, а уже родила - в то время детей  с бухты-барахты не рожали, тем более в в подростковом возрасте, матери-одиночки считались позором семьи, а досужие соседки, исходя из даты рождения детёнка, старательно высчитывали, до или после свадьбы был этот детёнок зачат.

Враньё, что единственные дети непременно вырастают эгоистами! Это уж как воспитают. И нас, и Борю воспитывали так, чтобы сразу было понятно, что этот мир принадлежит не только тебе, а значит нужно всем делиться, что всё в семье должно быть поровну. Конечно, последний пункт был только номинальным и постоянно нарушался, но так, чтобы это было  незаметно для нас. Помню, когда Боре было года три, папа привёз целое большое эмалированное ведро клубники. Венчала эту роскошь огромная, величиной, наверное, со среднюю ладонь ягода. Ни до, ни после я никогда не видела ничего похожего: ярко-красная, наподобие огромного петушиного гребня клубничина выглядела настоящей Королевой. Конечно, Борька сразу же потянулся к ней! Но тут вмешался "педагогический коллектив" в лице бабушки - нашей мамы - и Иры.

- Боречка, угости дедулю своей клубникой! - выступила с предложением Ира. Идею поддержала и бабушка.

- Да, Боренька, поделись с дедушкой.

Бедный ребёнок, бросив прощальный взгляд на своё сокровище, протянул деду этого гиганта клубничных грядок.

- На, деда, угощайся!

"Деда", взяв за хвостик ягоду, совсем было уже нацелился смачно откусить от красного бока этого "петушиного гребня", и тут...

- Деда, не кушай, а?.. - жалобно-молящим голоском тихо попросил Боречка.

Смеху было - до слёз! Конечно, дед вернул "презент" дарителю, а историю эту до сих пор без хохота не вспоминаем.

Боря рос смышлённым, весёлым, иногда упрямым, иногда своенравным мальчишкой. Но главное, что порядочным, честным и с чувством собственного достоинства. Я как тётя, важная от нового статуса и возможности проявить свою взрослость, ударилась в воспитание племянника со всем рвением. К сожалению для меня, но, наверное, к радости "воспитуемого", процесс этот был эпизодическим, так как я уехала в Казахстан, когда Боречке - а иначе у нас никто его не называл, отчего и он в детском возрасте представлялся всем именно так, и никак иначе! - было всего четыре года. 

Ах каким важным для меня был приезд, когда Боречка пошёл в первый класс! Я специально "забронировала" на работе отпуск именно на это время - МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЛЕМЯННИК ПОЙДЁТ В ПЕРВЫЙ КЛАСС! Конечно, Боря-школьник - это было что-то! Помню, однажды перед самым началом школьного дня Боря, присев вдруг на корточки у двери из квартиры, запричитал. В полном смысле слова.

- Ой, горе мне, великое горе! Что теперь будет? - заголосило наше дитятко, размазывая невесть откуда взявшиеся слёзы. Естесственно, все мы не на шутку заволновались!

- Боренька, мальчик, в чём дело, что стряслось? - наперебой забросали мы его вопросами.

- Горе великое случилось! Великое горе! - продолжал сокрушаться наш школьник. - Я забыл сделать рисование! Что же теперь будет??? О, великое горе!

Нашу озабоченность как рукой сняло! Мы все дружно разразились хохотом - таким смешным и не по-детски серьёзными были его горе и причитания. Что интересно, случай этот запомнился только мне, и все остальные челены нашего семейства хохотали потом уже только от моих рассказов.

Иногда, когда я в процессе воспитания вступала с воспитуемым в конфликт, Боря, уже повзрослевший, полный чувства собственного достоинства, прищурившись, немигая уставившись на меня, дерзко констатировал:

- Сейчас опять скажешь: "Что смотришь, как Ленин на буржуазию?"

Но всё это такие мелочи - наши с Борькой конфликты, по сравнению с тем, как мы друг друга любим и уважаем!

Боря, на удивление многим, после третьего класса  возымел желание заняться танцами и, несмотря на то, что вступительные экзамены и учебный год уже начался, его приняли в Бакинское хореографическое училище. Заканчивал учёбу Боря уже в Саратове, куда наша семья, будучи русской, вынуждена была уехать в качестве беженцев в связи с армяно-азербайджанским конфликтом и из-за притеснений со стороны местного коренного населения всех, кто не являлся азербайджанцами. По окончании училища Боря был приглашён в Чебоксары, в театр оперы и балета, где выступал в качестве солиста балета. В 1994 году выехал на гастроли в США, после которых в Россию он уже не вернулся.




В США балетная карьера Бориса сложилась вполне удачно, он был солистом нескольких балетных компаний, в числе которых Hartford Ballet, Washington Ballet... Оставив сцену, Борис блестяще окончил American Academy of Dramatic Arts в Нью-Йорке.

Думаю, что на этом история Бори не закончена, но дописывать её будет уже кто-то другой. Возможно, его дочь Ульяна, так же как и родители ставшая балериной.

 

Мои детки у меня - поздние. Естесственно, их появление было желанным и долгожданным всеми членами нашего дружного семейства. Боря был рад, что, наконец, у него появились сестрёнка и брат, хотя и двоюродные. Бабушка с дедушкой - прибавлению в полку внуков и внучек. Ира - появлению нового для неё статуса тёти. Конечно, о своих детях у меня больше воспоминаний и впечатлений. Их взросление, воспитание - всё происходило ежедневно на моих глазах, при моём непосредственном и главенствующем участии, хотя помощь всех остальных взрослых членов семьи была безмерна и оценить её масштабы и роль просто невозможно. Естесственно, и историй интересных, весёлых и забавных осело в моей памяти больше, чем от взросления Бори, которого я видела и воспитывала "наскоками", в короткие месяцы приездов в отпуск из Казахстана.

 

Лидочка... Лидочка - это не ребёнок, а какая-то премия от Бога! Или аванс в счёт всех трудностей и ударов судьбы. Чудо-ребёнок!

Она появилась вопреки всем опасениям врачей о неблагоприятном исходе родов. Было это 4 октября 1989 года, в 11 часов 55 минут, - полуденное дитё - в среду. Волосы её были, почему-то, цвета марганцовки - фиолетовые.  Малюсенькие ножки - у неё и сейчас размер обуви 34-ый! - с пальчиками, как-будто вылепленными из пластилина.  Но главными были огромные глаза - как у белки, в разлёт, раскосо-вверх. Именно за тогдашний разрез глаз мы и прозвали её Белкой. Как мне хотелось, чтобы Белка была рыжей - обожаю рыжеволосых, особенные они какие-то, светящиеся! Но, увы, из фиолетовых волосы очень скоро превратились в тёмно-русые, такие, как у меня.

С самого первого дня своего появления на свет Лидочка-Белка никогда никаких проблем не создавала. Несмотря на разницу в возрасте с Олежкой всего в год и четыре месяца, она, как только прорезалось какое-то сознание, сразу приняла на себя ответственность за брата. Без какого бы то ни было нажима с нашей родительской стороны она чётко знала, что должна заботиться о братике, делиться с ним всем и уступать - она же СТАРШАЯ!


Продолжение следует...



Выпуск апрель 2016


Copyright PostKlau © 2016


Категория: Йост Елена | Добавил: museyra (07.03.2016)
Просмотров: 1242 | Комментарии: 5 | Теги: Йост Елена, ЛитПремьера | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: