Загадка трудов и дней доктора Курочкина(I)

               (писателя, театрала и краеведа)

   У этой книги удивительная и почти мистическая судьба....

 Мое путешествие к Курочкину продолжалось, наверное, четверть века, с той самой поры, когда я раскрыла страницы его самодельной книги "Праздники и быт на моей родине в Норском посаде", подаренной мне народной артисткой России Александрой Дмитриевной Чудиновой, легендарной актрисы Волковского театра. Произошло это в начале 60-х годов теперь уже прошлого, ХХ века. Опубликовать тогда эту работу было невозможно. Труды доктора Курочкина терпеливо ждали своего часа, чтобы открыть свои тайны.

«Дело» (фонд документов и материалов) доктора Курочкина в Ярославском государственном областном архиве начиналось с подробной биографической справки, составленной сотрудницей областного архива А. Носовой  в начале 60-х гг., в то время, когда в областной архив частями начали поступать рукописи Курочкина. Наследие Курочкина готовила к передаче в архив его сестра, Агния Ивановна, отдавшая несколько лет жизни разбору папок с черновиками сочинений, писем Георгия Ивановича.

СЮЖЕТ ПЕРВЫЙ.

ПУТЕШЕСТВИЕ К КУРОЧКИНУ—

И ПУТЕШЕСТВИЕ С КУРОЧКИНЫМ.

За строчками официального, типичного жизнеописания деятеля советской эпохи, конечно же, скрывалась другая жизнь. Можно было только догадываться, что это было за явление – доктор Курочкин, и каковы были масштабы его личности.

Я приходила в тихий уютный читальный зал нашего областного хранилища, спеша на долгожданную встречу, как на свидание с любимым человеком. Я открывала страницы его сочинений, как пушкинский Скупой рыцарь открывает сундуки со своими сокровищами...

Вот юношеские дневники, в которых кипит страсть, молодая кровь, волнуется счастливое сердце, страницы написаны мелким, стремительным летящим почерком, в нем — воля, энергия, устремленность... А вот странные, сшитые толстыми нитками амбарные книги, испещренные крупными, корявыми буквами старого мудреца, познавшего свет истины и продвигающего к ней своих читателей. Каждая встреча открывала мне новые стороны моего героя, человека необыкновенных дарований, и в то же время скромного, незнаменитого, обыденного и простого.

Иногда мне казалось, что наш Вергилий, доктор Курочкин, своей неистовой энергией прорывается сквозь время – к нам, в новый ХХI век. Курочкин - автор, рассказчик, повествователь, герой, собеседник и главный персонаж книги, которую вы держите в руках, — из таинственных глубин вечности упрямо возвращает нас к своим Трудам и Дням, к своим рукописям и архивам, зовет в путешествие по заветным для него местам и временам.  Он писал для нас с вами, его время догнало нас сегодня, здесь и теперь.

Доктор Курочкин был абсолютно уверен, – это чувствуется по всем его сочинениям, что его Труды и Дни не пропадут, не пойдут прахом, но отзовутся в далеких сердцах его потомков и верных собеседников в каких-нибудь фантастических двухтысячных годах!

Во всяком случае, как естественник и материалист, он сумел позаботиться о том, чтобы его рукописи не сгорели. Он устраивал и пристраивал их бережно и любовно, как любящие родители устраивают судьбы собственных детей.

Курочкин и по сей день жив в сердцах благодарных ярославцев. Татьяна Адольфовна Бородина с сердечной теплотой вспоминает Георгия Ивановича, его сестру Агнию Ивановну, которая была ее классной руководительницей в школе и прекрасным преподавателем русской литературы. В областном архиве хранится большой семейный альбом фотографий конца ХIХ-середины ХХ века. Это альбом, любовно составленный Георгием Ивановичем, под фотографиями можно увидеть его подробные комментарии и примечания.

Свои основные труды по истории театра он послал в Москву, направил в дар  Государственному Театральному музею им. Бахрушина; в дар музею музыкальной культуры им. Глинки – свои труды об истории  музыки в Ярославле, все его работы были приняты с благодарностью, присланы соответствующие акты о принятии в дар ценных рукописей и документов.

В те давние годы не откликнулся почему-то лишь Дом-музей Ермоловой, созданный сразу же после ухода из жизни Маргариты Николаевны Зелениной, дочери Марии Николаевны Ермоловой. Казалось, что воспоминания Курочкина затерялись в архивной пыли, не будучи опубликованными.

Но вот  в сентябре 2001 года во время гастролей Волковского театра в Москве телеканал «Культура» устроил встречу с волковцами в Доме-музее Марии Николаевны Ермоловой на Тверском бульваре. Казалось, сама судьба вела потомков мастеров Волковской сцены, потомков тех актеров, с которыми когда-то был дружен Георгий Иванович,  в тот самый священный для всех людей театра дом, где он так часто бывал.

Раиса Ильинична ведет нас на второй этаж, в большой зал. Тот самый зал, в котором Ермолова позировала Валентину Серову, создававшему ее легендарный портрет.

На стене гостиной, на втором этаже – висит портрет молодого Егора Курочкина, в бытность его студентом Московского университета, в тот самый период, когда Ермолова стала его кумиром….

Как странно: и я могла бы еще успеть застать своего героя в его земных пределах, если и не познакомиться с ним, то хотя бы просто повидать... Его закат в 1958 году пришелся на мою школьную и театральную юность, то была пора моей страстной влюбленности в театр и  первой театральной любви... Я вступала в театр...

Погруженность в его архив, в его жизнь и время создало ощущение моей собственной причастности к его жизни. Сегодня мне кажется, что я была знакома с доктором Курочкиным, с Георгием Ивановичем, что мы тепло здоровались с ним при встречах, обменивались впечатлениями о спектаклях, художественных выставках, сидели вместе в одном ряду на театральной премьере, или в концертном зале, перезванивались... и даже переписывались!.. Я могла бы напомнить Георгию Ивановичу редкие факты его биографии... А он бы насмешливо улыбался, усмехался в усы... Я успела пообщаться с его старинным другом – Василием Ивановичем Козловым, легендарным ярославцем, также отмеченным печатью и знаком театра, знаком «Ермоловой»... Но об этом вы прочтете в самом конце книги.

СЮЖЕТ ВТОРОЙ

"НА ПАМЯТЬ ОТ М. ЕРМОЛОВОЙ...”

Свой рассказ о первом знакомстве с Курочкиным мне хочется начать с того самого дня, когда меня в очередной раз пригласила  в свой дом Александра Дмитриевна Чудинова. Чудинова была театральной легендой Ярославля, его живой славой, «единодержавной царицей» Волковской сцены на протяжении многих десятилетий, начиная с 30-х годов. В начале 60-х, к юбилею Чудиновой я опубликовала в газете «Северный край» очерк об актрисе, ее творческий портрет. Около  десяти лет, со времен 200-летнего юбилея театра о ней ничего не писали. Мы многажды встречались в ее гостеприимной квартире, она рассказывала о себе.  И мы задумали даже совместно написать книгу ее воспоминаний! Материала хватило бы с лихвой. Но мысль об издании мемуаров провинциальной актрисы, пусть даже и знаменитой, народной артистки Российской Федерации, депутата Верховного Совета РСФСР, областного совета, председателя Ярославского ВТО, дружившей с самой легендарной Яблочкиной..., в тот период не вдохновляла ни местных издателей, ни столичных. Мемуарная литература тогда только робко-робко начинала заявлять о себе. Официальные власти пугались не столько воспоминаний о прошлом, сколько отчетливо заявленной личной позиции автора.

...Былая слава стояла за всей ее жизнью, слава легендарная, огромная, когда весь город приносил корзины цветов к ее ногам, к ее пьедесталу – она была памятником театру еще при жизни. Внутреннее величие еще оставалось в ней и заявляло о себе в повелительных интонациях голоса. Жизнь ускользала, сил оставалось все меньше, слово «старенькая» совсем не вязалось с  ее властными манерами.

Она выходила ко мне, уже не особенно заботясь о внешнем облике, в распахнутом халате, сквозь который сквозило бренное тело. Власти «прикрепили» почтенных стариков, Александру Дмитриевну и Григория Семеновича, старого большевика с дореволюционным стажем, делегата Х партийного съезда, — к обкомовской столовой, благо она была в дух шагах от дома, где они жили, и это было замечательно в пору дефицита продуктов, а потом, через несколько лет, когда они не могли ходить и туда, приносили им обеды и ужины в судочках прямо на дом, и это тоже было существенным облегчением их обыденной жизни.

Наступил день, когда они должны были решиться на то, чтобы расстаться с Ярославлем, переехать в Ленинградский дом ветеранов сцены. Смириться с этой мыслью было трудно, почти невозможно. Нужно было распорядиться имуществом, распродать или раздать на память то, что было дорого,  дороже всей жизни... (Скажу заранее, что переезд этот так и не состоялся, они не смогли покинуть Ярославль, расстаться с театром и остались в своем доме — сначала ушел Григорий Семенович, вслед за ним, ненадолго его пережив,  и Александра Дмитриевна).

Вот тогда-то, в дни предполагаемого расставания с Ярославлем,  и позвонила мне Александра Дмитриевна, пригласив прийти. Это были грустные минуты, когда появились на свет Божий ее нежданные дары.

Самое ценное, что подарила мне Александра Дмитриевна, был ее Аттестат зрелости, выданный ей, окончившей полный курс Одесской гимназии... — с  сургучной печатью и атласным бантом — только тогда я и узнала ее настоящую фамилию, которую вообще-то редко кто в городе знал – Терлецкая! И поняла, что история Золушки, «девушки с суконной фабрики», родившейся «на станции Синельниково Донецкой области в простой рабоче-шахтерской семье», ставшей затем потрясающей актрисой – миф... Были манеры, была тонкость и аристократизм, было воспитание в дворянской семье...

Второй дар был сказочным. Рукопись Курочкина «Быт и нравы на моей родине в Норском посаде». Я раскрыла страницы этого фолианта и ахнула: одно только оглавление чего стоило!.. Это были описания религиозных праздников по тому народно-христианскому календарю и календарю природному, который искони был свойствен русской культуре. «Лето Господне» Шмелева в ту пору было неизвестно и недоступно.

Третий подарок был и вовсе бесценным – небольшая книжица о Ермоловой, почти брошюра. Неоценимость дара я понимала уже тогда, но лишь сейчас до меня доходит смысл и суть самого поступка Александры Дмитриевны. Она отдавала мне свои талисманы в единственной надежде — на то, что о ней будут помнить. На память о ней. Мы часто пишем и произносим: «На память», не особенно задумываясь о глубинных смыслах привычных слов. На своей фотографии, подаренной мне, Чудинова написала: «Вспоминайте обо мне, хотя изредка, но добрым словом». Как я понимаю сейчас, Чудинова оставляла книгу не столько в дар мне, она оставляла ее в память о себе, любимому Ярославлю, где прожила несколько десятилетий, театру, где было сыграно множество ролей...

Книгу, которую она мне подарила, она ценила больше всего на свете!

Книга о Ермоловой — с автографом самой Ермоловой!  Мария Николаевна подарила ее в 1907 году своему другу, Георгию Ивановичу Курочкину.

«Георгию Ивановичу Курочкину на память. М. Ермолова. 1907 г.» Курочкин передарил ее Чудиновой.

Он написал: «Дорогой Александре Дмитриевне Чудиновой в порядке «передавания» от старого театрала, Г. Курочкина».

Книга называлась «К истории одного таланта. М. Н. Ермолова». На обложке значилось имя автора:  «Баронъ Н. В. Дризенъ».

Кто такой Дризен? Почему «барон» написал о Ермоловой?.. Все поля книги Дризена были обильно испещрены записками Курочкина, горячий поклонник таланта Ермоловой, он дополнял впечатления Дризена собственными пометками, восклицаниями, исправлениями! От этого книжечка с автографом становилась еще более оригинальной и самобытной. Курочкин на полях книги сочинил второй монографический очерк о Ермоловой!

Советская пятитомная «Театральная энциклопедия» о бароне Дризене умолчала. Да мало ли о ком она умолчала в те годы! Даже о князе Сергее Михайловиче Волконском, директоре императорских театров, выдающемся театральном исследователе... Но вот со временем «Энциклопедия» одумалась, был выпущен Дополнительный том, где многие фигуры были, так сказать, реабилитированы. В этом дополнительном томе нашлось место и Сергею Михайловичу Волконскому, и Николаю Васильевичу Дризену.

Имя Дризена в моей юности было мне незнакомо. Но память подсказывала мне, что эту фамилию я уже где-то встречала. Дризен тревожил мое воображение. Наконец, я вспомнила. Фамилию барона Дризена упоминает в своих воспоминаниях великая Стрепетова!

И связан этот эпизод в ее воспоминаниях с Ярославлем. Выступление юной Стрепетовой на ярославской сцене в водевиле «Перемелется — мука будет» сопровождалось небывалым успехом актрисы. С этого театрального триумфа и началась ее театральная слава. На следующий день к ней на дом пожаловала депутация знаменитых ярославских театралов. Барон Дризен говорил речь от имени ярославской общественности. Стрепетовой был поднесен венок, портмоне с вложением крупной суммы денег... И барон Дризен совершил еще один  торжественный акт — он трепетно надел на тонкий пальчик Стрепетовой золотое кольцо, в знак обручения ее с ярославской сценой! Было это в 1866 году!

Продолжение следует...

Фотоматериалы, предоставлены автором специально для  журнала PostKlau  и больше нигде в интернете не демонстрируются, уникальны, являются собственностью ГАЯО - Государственного архива Ярославской области. При использовании активная ссылка на первоисточник обязательна

Copyright PostKlau © 2016