Анатолий Казаков        

            Накопитель добра(Часть 2) 

Пошёл я бригадиром слесарей, а возле плотины  то, помнишь - бараки стояли, там заключенные жили, в простонародье - « химики», вольнопоселенцы под надзором милиции. Вот таких вот ухарей привозили мне двадцать человек в дневную смену.

Когда Валя моя померла, они ей крест узорчатый  сковали, я не просил, они это по своей инициативе сделали. Прошло некоторое  время с похорон, я сам не свой живу… 

Однажды один химик у меня отпросился на час, оказалось - он женщину убил, вот какой грех - на мне. Поймали его, конечно, но от этого не стало легче. Никто не знал, что может случиться, вроде мужики как мужики казались… Трудно говорить об этом». 

Александр Петрович замолчал, было видно как нелегко даётся ему это воспоминание… Кто он? Деревенский мужик, с людьми хорошими по жизни везло, а тут на его голову преступников свалили. Так что не торопись осуждать, дорогой читатель, не торопись… 

Помню, работал я после армии на заводе отопительного оборудования сварщиком, и меня на Комбинат железобетонных изделий на два месяца в командировку послали. В сущности, работа знакомая: прихватывай арматуру и вся недолга. Работал я в вагончике с двумя такими вот «химиками». Они чифир пили, а после, подзарядившись, так работали, что я за ними не поспевал. Говорят – чифирни и ты. Выпил я этого горького настоя, думал - и сердце -то не выдержит, а они улыбаются. 

Так вот один такой, пока сидел на поселении, женился и ребёнок у него был. Ему деньги для ребёнка понадобились, уж не помню точно для чего. Говорит,  займи мне денег, я и занял четыреста рублей, без всякой расписки. Что такое четыреста рублей в Советское время - это огромная сумма. Я, наивный, обо всём  матери сказал, а она тоже на Комбинате работала, знала эту публику… 

Ох, и ругала меня моя маманя, но через месяц деньги мне он привёз прямо домой со своей дочкой, «спасибо» сказал. Сначала я и вправду с опаской с ними работал, но был молод, открыт нараспашку. Они же – народ, битый жизнью, но ко мне относились хорошо. Другой работавший со мной «химик» купил старые «жигули», как он это смог сделать мне неведомо. Похвастал отцу своему, живущему в Братске. Тот говорит: "Дай, сын, прокатиться", да и перевернул машину. Машину  эту мигом починил. Он мастеровой был мужик. Сам мускулистый, гири подымал, а астмой страдал. Всё, помню, переживал за друга, которого убили. Так вот, в этом вагончике эти два химика баню соорудили и парились. Думая обо всём этом, понимаю, что народ наш русский всякого хлебнул, но осуждать кого – то - Боже упаси… 

Меж тем, попили мы с Александром Петровичем чайку, и разговор о жизни продолжился: « Уж позже была у меня на пятом микрорайоне дача, собачка Альфа. Подходим мы, значит, к даче, а она вдруг накинулась на небольшого воронёнка и вырвала у него из хвоста перо. Говорю ей, что на первый раз я тебя прощаю, но чтобы этого больше не повторялось. И ведь прикормил я его этого воронёнка.  У меня лиственница на огороде была, так он, бывало прилетит на неё, каркает, я ему и говорю: « Ну что, Гошенька, прилетел?». А он нисколько меня не боялся, прям с рук ел,  так вот и вырос он, а потом гляжу - вдвоём с вороной прилетел… Ну, говорю ему, что, мол, Гошенька – женился? Собака моя Альфа, после того, как я ей замечание сделал, больше его не трогала. Так вот, когда Гоша с женою прилетел, это уж он со мной прощался… Долго кружил над моей дачей и больше не вернулся. Вот сейчас мы с Марией Романовной сошлись, живём в пятиэтажном доме, как – то гляжу на столбу воронёнок сидит, ну, думаю, это Гоши моего ребёночек, нарезал колбаски и вынес ему, и тоже Гошенькой назвал, а он с руки у меня ел. Он ни кошек ни собак не боится. Я вижу, когда он прилетает, открываю балкон, и говорю ему:  « Ну что, Гошенька, прилетел мой ты хороший? Вот и Маша не даст соврать. А соседи -то тоже ведь на балконы выходят, и по первости недоумевали: кого, мол, это он зовёт, ведь никого же нету… Гоша сидит на столбе и уж знает, что я колбаски ему нарезаю. 

Однажды вот какой случай вышел. Пригласил меня мой знакомый  съездить на Шаманку по грибы. Пошли мы в магазин, купили колбасы в дорогу, идём к подъезду моему, гляжу - Гошенька мой на меня летит и кыр – кыр – кыр кричит. Столб-то, где я его кормил, с другой стороны дома находился. Откуда же он подъезд мой узнал, думаю. А ворон меня в подъезд  не пускает, кидается, на меня, крыльями машет. Я ему говорю: « Гошенька, что с тобой?!» Прям на улице отрезаю ему этой колбасы, даю, а он не ест. Ведь я этой колбасой после сильно отравился, несколько дней болел, думал - помру… А Марья моя Романовна, полстакана водки мне налила и чайную ложку соли туда размешала. Выпил я это дело, и всё прошло как – то сразу. Умнее нас птицы эти, вот какая штука понимаешь, не догадался я, что Гоша меня предупреждал. Года три я его уже кормлю, это дело голуби прознали, теперь и их, стало быть, кормлю" 

Не выдержала такого разговора до этого молчавшая Мария Романовна Ермакова (девичья фамилия Седых): « Я, Толик, таким рецептом многих спасала. Поехала я к сыну в армию, в дороге одна женщина в ресторане отравилась, я ей водки с солью, а она ни в какую, непьющая была совсем, а я ж врач, вижу - ей худо совсем. Так силком зажала ей нос, чтоб запаха не чуяла, и залила ей в рот. К вечеру одыбала эта женщина, прям даже забегала. Папа на фронте погиб. Я в 1963 году в Братск  приехала, а родилась в 1942 году в Кемеровской области в городе «Тайга». 

Работала портнихой, зав. клубом художественной самодеятельности. Тётка сказала – приезжайте, вот и приехали. Мой муж Илюша плотником работал, рамщиком на ДОКе, дочку и сына с ним на Божий свет народили. Я пошла вагоны грузить на ДОК, но всю жизнь мечтала быть медиком. Меня бабушка ещё учила народными средствами людей лечить, я ещё молодой девчушкой банки на живот ставила, от надсады так деревенских спасала, даже болезнь, «рожа», лечила. А тут на медкомиссии гляжу девочки бегают, спрашиваю, вы чего, мол, суетитесь так, а они говорят: на фельдшеров комиссию проходим… Я с ними прошла эту комиссию и выучилась на фельдшера. Приходит главный врач Сергей Иннокентиевич и спрашивает, кто пойдет в хирургию работать? Мы с девчатами кричим что мол, боимся. А я старостой была, шустрая, он мне: « Ты пойдешь, только ты не побоишься! Завтра в четыре ко мне, а в пять на работу»… 

Я ахнула от неожиданности и в нашу четырёхэтажную больницу пошла работать. Там показали мне, как в вену уколы ставить. А я ж молодая, говорю старшим: « Вы мне приводите мужиков, у которых вена с оглоблю, тогда я не промахнусь». Тогда ж вертолётом к нам со всех деревень больных привозили, так я глюкозы наберу и на муже тренируюсь, уколы ставлю. Да, это может быть смешно, но больных тяжёлых привозили, и тут уж не до смеха, надо было учиться спасать людей. Потом меня пригласили работать в Осиновскую больницу и старшой медсестрой поставили. Вспоминаю Котлярову Лидию Ивановну, Донару Николаевну Иванову, Бичирбека Харитоновича, он осетин был, главным врачом работал. Так они меня три раза на ковёр вызывали, уговаривали стать старшей, хорошие они были врачи, ей Богу хорошие.

 Когда бабушка моя умирала, говорила: « Ты, теперь моя внученька, как врач, и как я тебя учила, лечи людей, только деньги с людей не бери». Во время гриппа только в одной Осиновке бывало по шестьдесят, восемьдесят вызовов за день, и ведь всё пешком и это только детские вызовы. Ребятишки, бывало, говорили: « Только тёте Маше дадим укол ставить…» Много людей мы, Толик, от смерти спасли, сотни и сотни. Однажды молодая медсестра по неопытности зажгла ватку со спиртом, и кабинет загорелся. А кругом ведь кислородные баллоны стоят, хорошо - я вовремя зашла, схватила подушку, и давай ей тушить. А так бы рвануло, будь здоров». Когда Осиновскую больницу закрыли, погоревали мы. До сих пор вспоминаю врачей, медсестёр, и обижаюсь на наши безнравственные власти»

Марья Романовна вдруг о чём – то задумалась, а Александр Петрович, посмотрев на неё влюблёнными глазами, сказал: « Расскажи Маша как мы с тобой познакомились». Марья Романовна, улыбнувшись, продолжала: « Илюша мой умер, я думала - с ума сойду, даже в психдиспансере лежала, как тяжело было… А тут знакомые, ведь столько лет врачом здесь работала, все ж знают, говорят: « Марья Романовна, у тебя ж дачи нет, приезжай к нам, мы тебе картошки, да и всего дачного дадим. А на улице дождь идёт, сижу я на автобусной остановке, вся укрылась плащом. Подходит Александр Петрович и говорит: это, мол, наш детский доктор сидит, детей моих лечила. Я ему отвечаю: не доктор, а его заместитель. А он вдруг мне и говорит: « Я знаю, кто здесь сидит, это моя суженая сидит». Я отвечаю, что может - я замужняя, а он: если, говорит, замужняя, я отобью». 

Вдруг встрепенулся и Александр Петрович: « Понимаешь, Толян, любит меня Господь, испытания посылает, я на тот момент Машу свою от страшной тоски ведь спас, а сейчас пять лет уж душа в душу живём, это Боженька меня к ней привёл». Я знал, что Марья Романовна любит стихи и сама пишет, прочитала она мне своё стихотворение.  Наверняка с профессиональной точки зрения оно никуда не годится, но я его выпишу полностью, ибо его написал человек, который всю свою жизнь спасал людей. Марья Романовна назвала его «Вдова». « Не говорите женщине плохого, Когда она, живя без мужика, В постельном ложе отказала многим, Не встретив подходящего пока. И как теперь проводит свои ночи, Известно только Богу одному. Она свои заплаканные очи. Вовеки не покажет никому. Так будьте же мужчины справедливы, И не трепитесь языком подчас. Ей будет слышать это очень больно. Такой поклёп, хоть тяжело, простит. Она вас выше, чище и достойней. Её ведь нужно лишь по - настоящему любить». 

Марья Романовна прочитала мне и стихотворение про маму, сказав, что оно не её, но ей очень захотелось его прочитать, и я  записываю и его: « По ночам звучит надрывный  кашель, Старенькая женщина слегла. Много лет она в квартире нашей Одиноко в комнате жила. Письма были, только очень редко. И тогда, не замечая нас, Всё ходила и твердила: «Детки, вам ко мне собраться хоть бы раз. Ваша мать согнулась, поседела, Что ж поделать - старость подошла. Как бы хорошо мы посидели Рядышком у нашего стола. Вы под этот стол пешком ходили, В праздник пели песни до зари, А теперь разъехались, уплыли.  Вот поди же, всех вас собери. Заболела мать, и той же ночью. Телеграф не уставал кричать: «Дети, срочно! Дети, очень срочно!!  Приезжайте, заболела мать!» Из Одессы, Таллина, Игарки. Отложив до времени дела, Дети собрались да только жалко - У постели, а не у стола. Гладили морщинистые руки, Мягкую серебряную пядь, Так зачем же дали вы разлуке. Так надолго между вами встать? Мать ждала вас в дождь и в снегопады,. В тягостной бессоннице ночей. Неужели горя дожидаться надо, Чтоб приехать к матери своей? Раз ведь только телеграммы. Привели вас к скорым поездам? Слушайте! Пока у вас есть мама, Приезжайте к ней без телеграмм! 

После прочтения Марьей Романовной этого стихотворения, на наших выступлениях народного хора «Русское поле» плачут многие. Мне не удалось выяснить автора, но это действительно потрясающее и сотрясающее душу великое стихотворение... Вот и поговорил я с очередными моими дорогими стариками, собираюсь, ведь надо ещё разыскать Колю, чтобы передать ему деньги на похороны мамы. А Александр Петрович уж бежит к холодильнику и вытаскивает из морозилки целлофановый мешок замороженных на долгую нашу сибирскую зиму подберёзовиков да подосиновиков: « На, Толян! Поджарите дома или суп сварите. Вкусное, понимаешь, это дело». 

А я тут – же рассказываю им историю о путешествии по нашим деревням с батюшкой Андреем Огородниковым и поэтом Юрием Розовским. О том, как батюшка Андрей попросил водителя Сергея остановить машину,  срезал большой белый гриб угостив меня сказал: « Вот, Анатолий, отдашь  жене, сварите суп, может, за поездки наши  не будет ругать». Жена не только не ругала, а была очень даже рада, ведь батюшка дал мне и щуку, подаренную ему замечательными, добрыми, прихожанами. 

Ну вот, и ещё об одних замечательных людях нашего Правобережья сподобил Господь написать. Вот и слава Богу. В квартире Марьи Романовны и Александра Петровича я увидел много икон и иконочек, а это всегда радует душу верующего человека. 

Послевоенное поколение - это накопитель добра:  это наши замечательные дедушки с бабушками – это продолжение жизни внуков и правнуков – это наша сердобольная, согбенная, кондовая, многострадальная Великая Матушка – Русь…

В качестве иллюстрации к тексту использована картина Леонида Баранова

Выпуск октябрь 2016

Copyright PostKlau © 2016