Андрей Бабицкий(Донецк)

                    Добрый совет националисту

Хотел написать статью о парадигме постсоветского национализма - как общинно-родовой архаики, так и модернизированной политической его формы. Напишу или нет, неясно, но изложу основные тезисы здесь.

Я не являюсь большим или даже ситуативным поклонником советской власти, но вынужден признать - там, где формирование отложившейся государственности шло по линии наследования советского опыта, самоорганизация была не людоедской, а завязанной на консенсус различных национальных групп. Там же, где декларировалось возвращение к национальным истокам - начиналось смертоубийство и полная деградация форм государственной власти.

Если взять Донбасс, как он сейчас есть, то это наименее, с учетом ошибок, человекозатратная техника создания общественного порядка, при котором вытеснение одних групп на обочину и преобладание других не сопровождается насилием и тотальным ущемлением прав тех, кто против. Почему так происходит? За два года войны военные люди были перемещены туда, где они уместны - на передовую. А город отдали гражданскому населению. Здесь есть и заукраинцы (немного), и те, кто поддерживает независимость от Украины - и ничего, уживаются. Формула гражданского мира была осознанно выстроена за счет гражданственности не идеологии, а повседневности.

А в Чечне все гражданское пространство присвоили те, кто воевали, отодвинув гражданскую власть. С очень узким, примитивным (земля и кровь) национализмом, они брали себе власть на любом пятачке, где в тот или иной момент времени оказывались. Это была бессистемная и анархическая сила, которая по определению не могла конституировать государство, но, владея оружием, приватизировала право на насилие - произвольное в большинстве случаев.

Что-то похожее сейчас происходит и на Украине. Нацизм а ля Гуляй-поле становится не властью, а антивластью в том смысле, что иррегулярные силы получили возможность терроризировать всех, кто им не нравится. И энтропия, разрастаясь, на всех парах движет квазигосударственные нарывы к разучреждению. Стихийный, сельский нацизм, который элементарно настаивает на отсутствии особей иноплеменного происхождения в целях обеззараживания национального быта, обретая волю, не слишком заботится о том, чтобы устанавливать какие-то определенные правила игры. Ему важно ощущать свое присутствие в бытии, поскольку артикулировать себя он пока еще не может

.

Вывод такой: национализм разложил государства и национальные окраины постСССР до состояния безгосударственности, не сумев выстроить настоящих нацистских институций просто в силу убожества самих локальных национальных культур и невозможности после Нюрнберга выражать себя на государственном уровне открыто в полной мере.

А вот традиция христианского опознавания наций "ни эллина, ни иудея" не в смысле их отрицания, а в установлении порядка качественного отличия - одна для СССР и Запада - сумела уберечь сепаратистские регионы, завязанные на Россию, от человекоедства.

Виктимный* национализм, ставший модульным еще даже до распада СССР, избравший себе своим вековечным мучителем русских, не в состоянии существовать без энергии отталкивания от России, без того, чтобы вновь и вновь, уже на самых ложных и анекдотических основаниях воздвигать нелепые домыслы об угрозе с ее стороны.

Уж, казалось бы, Прибалтика, до которой точно дела никакого нет - ее потихоньку отключают ото всех, связанных с Россией дел - не устает делиться с миром галлюцинациями о вторжении косматых, узкоглазых варваров. И борется с Россией и русскими внутри страны, вводя все новые ограничения на язык, ущемляя гражданские права русскоязычного населения.

Проблема в том, что виктимность очень бедна смыслами для того, чтобы служить полноценной национальной идеей. Она предполагает, что, избавившись от России, народы сумеют воспрянуть и расцвести в рамках собственных самобытных культур. Но, когда выясняется, что никаких самовзводящихся культурных механизмов и чудесных рецептов предки им не передали ни в какой области, единственный способ объяснить необретение богатств из тайных кладовых - все та же старая, добрая Россия.

Без преодоления комплекса жертвы, позволяющего списывать собственное убожество на внешние обстоятельства, постсоветское пространство так и будет влачить бессмысленное существование, будучи примагничено к России. В абстиненции умоляя ее дать хоть какие-нибудь доказательства, что она враг. Отсутствие дозы можно заменить обманкой, что, собственно, и стало традиционно мошеннической процедурой, но это не помогает справиться с очередным кризисом

Не порабощенные нами, а, напротив, поднятые из идиотизма общинно-родового адата народы Северного Кавказа, свою историю строят на идее их порабощения. Их - свободных - русскими.

У них не было ни Александрийской библиотеки, ни государства, ни сохранившихся письменных источников. Все, что они знают о себе - это адат, право, не ведающее личности, оперирующее только категориями рода, семьи, сельской общины.

Какого прекрасного будущего мы их лишили, они описать не в состоянии. Свобода в их устах - абстрактное понятие, не раскладываемое на конкретные блага и нравственные принципы, на схему равнозначного этой неуловимой свободе социального общежития.

То, что работорговля и грабежи, в лучшем случае, бессмысленное скудное земледелие и животноводство на пределе рентабельности были основой экономики и морали, их сегодня не заботит вообще. А зря, ребята. Избавляться от такого прошлого - прекрасно. Получить Гагарина и его улыбку, Пушкина и его язык, право считаться человеком, который не прирежет соседа или гостя под покровом ночи - вот это хорошо.

Переписывайте идеалы. В вашем прошлом, поскольку оно немного совсем дикое, хорошего ровно столько, сколько в вас находится мужества его преодолеть.

*Виктимность — склонность субъекта к поведению, повышающему шансы на совершение преступления в отношении его

Выпуск июль 2016

Copyright PostKlau © 2016