Журнал "PostKlau"

Андрей Бабицкий(Донецк)               

             Такого Немцова мы еще не теряли

Я уверен, что нынешние скорбящие - утешно и ненатужно, с подгрюкиванием и утробным удовольствием лицезреть в соседстве на дистанции смрадного дыхания столь же унылые и навсегда потерявшие корпускулу человеческой личины рожи - они мало что понимают в той фигуре, которой в своем неумном смирении перед раз и навсегда собственной просранной жизнью воздают почести.

Борис Ефимыч с его жалким миллионом долларов был человеком, отчаянно прожигавшим свою никчемную жизнь, и от того заслуживавшим некоторого уважения. Понятно, что, будучи сначала губернатором, а потом и вице-премьером, он по примеру многих соратников, транспортированных мутными волнами перестройки на верхние этажи власти, мог сколотить себе изрядное состояние, превратиться в Гобсека, оберегающего свое бессмысленное золото ценой потери сна и здоровья.

Не то Немцов. И деньги, и положение для него были лишь средствами доставки собственной, крайне легкомысленной и поверхностной персоны к удовольствиям среднего ряда, но, по провинциальным меркам, совершенно безбрежным и пикантным до дерзновенности. Он мог бы попробовать сделать карьеру, обладая острым, хотя и крайне легковесным умом, в новом путинском призыве, но для этого надо было просиживать штаны, вникать, работать по 12 часов, держать себя в напряжении годами. Такая карьера была не для Борис Ефимыча.

Он поставил на либеральный, оппозиционный тренд, который давал возможность, ничего не делая, иметь какой-то гарантированный доход и возможность вести тот же образ жизни - провинциального бретера, окрашивающего бутафорские шпаги кровью придуманного противника, и бонвивана, прожигателя уже серьезных лет и афериста. Оттого так гладко и неглубоко звучали его оппозиционные речи, оттого он всегда знал, что сказать - ему не надо было напрягаться, он легко скользил по поверхности, глубоко презирая тех, кто следовал за ним и кто давал ему деньги.

Я встречал его в Нью-Йорке, в Праге,где-то в Европе и каждый раз с какими-то молоденькими, примерно раза в два его младше, абсолютно бесцветными куклами, вытягивая лимфу из которых он, видимо, расчитывал продлить свою молодость, которой уже не было, но которой он очень дорожил, уделяя много времени своему здоровью и физическому состоянию. Помню, как на радио "Свобода" в присутствии американских и прочих директоров, руководителей департаментов, журналистов, благоговейно внимавших любому идиотскому слову из уст мошенника, он гладил ногу, которую, презрев все нормы и статусы - да она о них и не знала ничего - возложила ему на колени наглая и безмозглая нимфетка, похохатывавшая в виду обилия усатых и старых рож в поле ее зрения.

Вот скажите, для чего ему нужно было тащить безмозглого ребенка, взятого за границу ради уже необязательных утех, на встречу с руководством и творческим коллективом радио? А очень просто - исполняя отвратительную роль ради сохранения некоего усредненного бонуса, он желал запихнуть как можно глубже в пасть своим спонсорам интермедию глубочайшего презрения к ним, сцену, в которой разыгрывалась бы их импотенция и полная обездвиженность плебейской моралью. Ни одна тупорылая, жирная американская свинья не могла бы себе даже представить, что она способна нагло оглаживать ногу малолетки в присутственном месте, тем более, давая интервью. А он мог, он развязно ухмыляясь, наблюдая, как лицемеры, бюргеры и дегенераты стыдливо отводят глаза. Неуемное и яростное презрение плебея к себе подобным способно творить порнографические чудеса.

Он все про себя знал. Если Господь не дал ума и таланта - так, может быть, прокатиться на кромке гнилого ветра, шныряющего по подворотням, так, чтобы тупой, мобилизованной чертями толпе, было обидно даже не знать, а как-то очень издалека чувствовать, не понимая, что их так тревожит, обиду, ощущая, что на их головах крутится, отбивает чечетку, строит рожи, трахает в свое удовольствие всю дамскую масть, до которой им никогда не дотянуться, какой-то фантастический мошенник, ожившая фантасмагория, выкружившая себе в этой бешеной пляске не только жизнь во имя инстинктов, но и смерть героя.

 **************

Тут лемминг от журналистики, подводя итоги похоронного празднования, написал:

"Это было важно. Спасибо вам!" Вот это поджимание губ, похлопывание по плечу соратников по борьбе, дешевая имитация горестного и скупого мужского кивка - дескать, много говорить не стану - омерзительны до дрожи. Чем важно, кокетливая обезьяна? Тем, что приобщившись к трупу, вы теперь ощущаете себя носителями новой святости?

Чувствуете сколько ликования в этих четырех словах, сколько песочного шелеста натираемых в тишине тысяч глистообразных ладошек?!

Вот так они благодарят друг друга в псевдоинтеллигентной манере, ни на мгновение не затихая, выкручивая многозначительные рожи. Качают дурными головами: "как это важно!", обставляя каждое "спасибо" так, как будто им даровано право приветствовать единомышленников от лица самой истины. А какая там истина, если не помянуть погибшего они пришли, что есть действие Богоугодное, а шантажировать власть его смертью, растаскивать на улице символический труп на тысячи фрагментов, демонстрируя скотское равнодушие к действительным останкам, покоящимся на кладбище. Траурная церемония тиха и молчалива, переполнена скорбью, а когда тысячи крысиных рыл дышат восторгом и упоением - это марш трупоедов, воскуривших тлен сакральной жертвы.

Ух, сколько у меня под эпитафией Борис Ефимычу развелось наших прекраснолицых собратьев! Я их не трогаю, хотя они и проклинают меня почем зря, ругаются, обвиняют в зависти и бездарности. Они все же безвредные и даже трогательные в своем прекраснодушии, умении, которое доступно только слабым и оттого печальным душам - обожать пустоту, умиляться до слез, глядя на коллекцию фантиков, растворяться без остатка в веселой суетности чужих, неведомых им самим услад и жизелюбия.

Взялись за руки друзья!

Тексты статей, размещаемых в журнале, оригинально скомпонованы из записей Андрея Бабицкого на Facebook