Журнал "PostKlau"

Сергей Заграевский

академик Российской академии художеств,

учредитель и главный редактор справочника «Единый художественный рейтинг»

Воспоминания о Центральном Доме Художника на 

Крымском валу(III)

Коммерческий принцип сохранялся прежним: «Экспопарк» арендовал площади у ЦДХ, а затем сдавал их в аренду многочисленным участникам своих «ярмарок» и осуществлял генеральную застройку стендов. Некоторую часть прибыли Бычков направлял на организацию громких некоммерческих (во всяком случае, декларируемых как некоммерческие) проектов, понимая, что престиж ЦДХ – это основной капитал, который быстро тратится и требует постоянного возобновления. Так прошли выставки Тони Крэгга, Пьерика Сорена, Олега Кулика, Эрвина Вурма, Бэнкси…

А примерно в 2010 году Бычков сменил Курчицера на посту директора, и в ЦДХ наступила эпоха внешней (подчеркну: внешней) стабильности. Официальные данные последних лет: ЦДХ, на казенном языке называвшийся «многофункциональным выставочным центром для организации проектов в области культуры», имел экспозиционную площадь почти 10 тысяч квадратных метров, выставочных залов – 27 (а еще киноконцертный зал на 600 мест и пресс-центр на 60 мест). Парковка (что в наше время крайне важно) – около 500 машиномест. Ежегодно крупных выставочных проектов проводилось около 20, концертов – около 200, общее количество выставок в год – более 300, посещаемость за год – около миллиона человек. Можно сказать, что в это время ЦДХ стал претендовать на статус «московского Центра Помпиду» (по аналогии с парижским).

Нельзя забывать и про массовые (обычно приуроченные к торжественным датам) выставки, которые проводили в ЦДХ учредители МКСХ – союзы художников бывших союзных республик. Чаще всего это делал Союз художников России при финансовой поддержке российского Министерства культуры (именно финансовой, ведь ЦДХ брал деньги и с учредителей МКСХ!). По сути эти мероприятия повторяли массовые выставки СХ СССР, с той лишь принципиальной разницей, что никаких закупок произведений искусства на них не было. Но все же многие тысячи столичных и провинциальных художников имели возможность выставиться в «главном зале страны», что хотя бы немного поднимало их статус в глазах коллег и потенциальных покупателей их работ. А в остальном у этих выставок были те же глобальные проблемы, что у «Арт-Салонов»: большие толпы в день открытия, а потом мертвящая тишина в залах…

Кроме того, Центральный дом художника оставался самым большим «продающим» галерейным комплексом в стране. Концентрация арт-дилеров в одном месте (еще и с хорошей транспортной доступностью, еще и с большой парковкой) была удобна и художникам, и посетителям, и покупателям, и самим дилерам. Большие выставочные мероприятия привлекали дополнительную публику в постоянно действующие «мелкие» галереи и в многочисленные книжные и ювелирные киоски, которыми ЦДХ славился еще с советских времен. В целом наличие такого огромного и известного всем комплекса было важным фактором поддержки непрерывно сокращающегося российского художественного рынка.

                                                    ЦДХ в 2010-е годы.

Но глобальные проблемы художественного рынка не могли не затронуть и Центральный дом художника. В 2000-е годы интерес к современному искусству упал до беспрецедентно низких отметок, и в ЦДХ самые, по большому счету, важные для полноценной художественной жизни арендаторы – галеристы и художники – окончательно отошли на задворки крупномасштабных «экспопарковских» мероприятий. А последние, по сути, были и остались достаточно узкими «междусобойчиками», не затрагивавшими широкие круги художественной общественности. И резонансные выставки уровня 1980-х в ЦДХ уже не проводились. (Пожалуй, значительный интерес широкая публика проявила только к выставке «темной лошадки» мира искусства – Бэнкси, но это было в 2018 году, когда с ЦДХ уже все было решено, и эта экспозиция стала «лебединой песнью» последнего).

Проблемы были и в самом здании: проведенный в конце девяностых ремонт был не более чем косметическим, и инженерные сети, не соответствующие новым нагрузкам, десятилетиями эксплуатировались без капремонта. Выставочное оборудование, морально устаревшее еще при советской власти, почти не обновлялось.

Но не эти проблемы, хотя и серьезные, привели к гибели Центрального дома художника. Можно сказать, что ЦДХ погубила юриспруденция. Точнее, юридические казусы, связанные с его единственным учредителем и владельцем – Международной конфедерацией союзов художников.

Началось все еще в конце 1990-х, когда Российская академия художеств (РАХ) во главе со свежеизбранным президентом Зурабом Церетели не признала МКСХ юридической правопреемницей СХ СССР и попыталась оспорить решения ликвидационной комиссии последнего. Тогда еще прошли не все сроки давности, и у РАХ были хорошие шансы «отыграть все назад» и передать ЦДХ и еще несколько объектов недвижимости государству (разумеется, в лице РАХ как государственной академии). Но из-за того, что СХ СССР формально не был государственной организацией, суды в итоге встали на сторону МКСХ.

Масут Фаткулин любил рассказывать (и описал в книге «Self-Made по-русски…», которую надиктовал директору «своего» издательства «Галарт» Юрию Подпоренко), что в том имущественном споре якобы даже имели место некие «бандитские разборки». Но лично я отношусь к таким историям скептически: конфликт между Фаткулиным и Церетели вряд ли был столь острым, и доказательство тому – присвоение Фаткулину в скором времени звания члена-корреспондента, а потом и академика, и члена Президиума РАХ. Это, видимо, уже часть народного эпоса – хрестоматийные бандиты, будто бы решавшие в «лихие девяностые» любые спорные вопросы. Как человек, занимавшийся в те годы достаточно крупным банковским бизнесом, могу засвидетельствовать, что это далеко не так, бандиты решали далеко не все, и уж точно не на самом высоком уровне и не самые сложные юридические проблемы. ЦДХ все-таки был не уличным ларьком, а крупным предприятием с огромными финансовыми оборотами и очень непростым имущественным статусом.

Да и не будем забывать, кем в девяностые был Герой Социалистического Труда Зураб Церетели, почти всесильный друг почти всесильного мэра Москвы Юрия Лужкова, и кем лауреат премии Ленинского Комсомола Узбекской ССР Масут Фаткулин, человек внешне тогда еще исключительно скромный (причем не только в переносном, но и в прямом смысле – например, он периодически приезжал в ЦДХ на… троллейбусе). Это я к тому, что если бы в том конфликте вопросы решала грубая сила, у МКСХ и Фаткулина не было бы никаких шансов.

Впрочем, может быть, если бы владельцем Центрального дома художника вместо МКСХ стала РАХ, в итоге все вышло бы не так печально… Но история, как мы уже говорили, не терпит сослагательных наклонений.

Как бы то ни было, Фаткулин ЦДХ тогда отстоял. Но зданию на Крымском Валу никогда спокойно не жилось, и следующая опасность стала угрожать ему в связи с проектами реконструкции.

В 2001 году «возмутителем спокойствия» выступило Правительство Москвы, объявившее конкурс на лучший проект реконструкции здания с созданием офисно-гостинично-выставочного комплекса (по образцу «Дома Музыки» на Красных Холмах, где «Дом» в итоге составил лишь небольшую часть огромного коммерческого комплекса зданий). Было представлено более десяти вариантов (в том числе тогда еще живым и здравствовавшим Николаем Сукояном), из них жюри выбрало четыре «лучших», и предстояло утверждение «лучшего из лучших» мэром Москвы. И это несмотря на то, что здание, как мы помним, на треть находилось в собственности международной общественной организации, а на две трети – в собственности федеральной. При чем тут вообще была Москва?

Сейчас уже ясно, что ни при чем. Может быть, Юрий Лужков тогда пытался о чем-то с федеральными властями договориться, но что там происходило на самом деле, я не знаю, а пересказывать слухи не хочу.

Общественная дискуссия тогда получилась по нынешним масштабам бурная. Например, у меня сохранились такие выписки из СМИ:

«Это одно из самых бездарных зданий города, которое, может, и не было бы так ужасно, кабы не было так велико и не стояло бы на таком заметном месте» (Николай Малинин, «Независимая газета»). 

«Непонятно, что происходит. Стоит хорошее, чистое модернистское здание. Музей, между прочим. Не котельная. Вдруг у кого-то созрела неудовлетворенность – и самые уважаемые мастера бросились работать. В Москве много объектов с куда более перезревшей неудовлетворенностью» (Григорий Ревзин, «Коммерсантъ»). 

В итоге в 2001 году до юридически абсурдного утверждения столичным мэром проекта нового здания на земле, столице не принадлежащей, дело не дошло. Но прошло несколько лет, и, видимо, московские власти решили, что у отечественных архитекторов просто не хватило «веса» для того, чтобы федеральные власти отдали здание на Крымском Валу столице под предлогом строительства на этом месте чего-то феерически шедеврального. Поэтому в 2008 году был заказан новый проект, на сей раз «звезде мирового уровня» – Норману Фостеру. Тот нарисовал помпезный «апельсин», который тогда горячо обсуждали даже люди, далекие от современной архитектуры

Продолжение следует...