"Нет худа без добра”

-Джованни, я только что проходила мимо вернисажа у «канатки» и увидела один «Старый Тбилиси» точь в точь как у тебя, – говорит мне возмущенно моя жена Марина, ожидая от меня такой же реакции.
-Ну и что, – говорю я, – там много работ, списанных с фотографий моих работ.
-Пойди и скажи им, почему они это делают.
-Не буду же я каждому, кто рисует с моих работ запрещать пользоваться моими видами Старого Тбилиси, – отвечаю, – А что, их работы лучше моих?

Д. Вепхвадзе. Старый Тбилиси. 2012 г. х/м. 46х66

- Нет, твои намного лучше, – признает Марина, – но они пользуются тобою найденными композициями.
- Ну, пускай и пользуются. Город же не только мой, – поясняю я.
Не знаю, насколько мой ответ удовлетворил Марину, но она больше ничего не сказала и осталась при своем мнении.
А через несколько дней один из моих друзей-художников мне говорит:
- Джованни, сколькие работают под твой «Старый Тбилиси». Некоторые просто делают копии с твоих работ и продают под своим именем. Как ты им это позволяешь?

Д.Вепхвадзе. Уголок Тифлиса. 2012 г. х/м. 50х55

- Это что такое? – отвечаю я, – Недавно мой сын на одном из вернисажей увидел как продавали большую, цветную фотографию в рамке, сделанную с копии моей работы. Он даже заснял ее и принес мне. Что делать? В суд подавать на этих плагиаторов, или патент брать на каждую мою работу. Я же их пишу десятками.
Мой друг пожал плечами, как бы говоря: «Твое дело, на твоем месте я бы поступил иначе». Он не знал, что некоторым таким плагиаторам, я сам давал фотографии с моих работ, зная, для какой цели они им понадобились. Не давать, не имело смысла. Они сами могли бы их скачать с художественных сайтов. Меня успокаивало лишь то, что я был уверен, что копии с моих работ, не будут лучше оригиналов.

Д.Вепхвадзе. Продажа ковров в старом Тбилиси. 2009 г. х/м. 50х70

Все объясняется просто. Видя, что в Тбилиси интересных видов Старого Тбилиси становится все меньше, я уже вынужден придумывать новые виды старого города. Но каждый раз, когда я так поступаю, у меня в душе появляется какое-то чувство вины или угрызения совести. Мне кажется, что я обманываю свой город, зрителей и самого себя. Но тут же я нахожу для себя оправдание. Что мне делать, если те, от кого зависит внешний вид моего города, без конца его уродуют, разрушая старые здания и строя на их месте бездарные постройки. Вот мне и приходится придумывать и создавать новые виды старого города. А видя, как тиражируются художниками-плагиаторами мною придуманные виды, я успокаиваю себя тем, что зритель, благодаря тем работам привыкает к этим новоиспеченным видам и они для него становятся привычными и обретают некоторую достоверность и «законность» и как бы получают свою «легализацию» И ничего, что меня копируют. "Нет худа без добра”

_

"Картины для Билла, или Купюры в томатной подливе”

- Господин Джованни? – слышу в трубке телефона.
- Да это я, – говорю в ответ.
- Мне нужно заказать вам две картины на тему Старого Тбилиси, – говорит незнакомец.
Неважно, кто говорит, но когда слышу нечто такое, на душе становится приятно, и уже предвкушаю некоторый доход. Но всегда есть сомнение, будет ли это предложение иметь счастливый конец.
- А кто вы будете, и к какому сроку нужны картины? – спрашиваю я.
- Меня зовут Шота, но давайте лучше встретимся у вас и все детально обговорим.
Если вас не затруднит, давайте сегодня вечером после работы я зайду к вам.
Действительно, вечером ко мне пришел Шота и подтвердил свой заказ.
- Нам нужно, чтобы вы написали две хорошие картины большого размера, или если такие у вас уже имеются в готовом виде, я сегодня же забрал бы их, – сказал Шота.
- Нет, к сожалению, больших картин у меня нет, но дней через десять они будут обязательно, – заявил я.
- А сколько они будут стоить?

Я боялся назвать большую сумму, не хотел пугать заказчика, но и слишком низкую цену называть не хотелось. Ведь он хотел картины большие и притом хорошие. В те годы, а это было в середине девяностых, ходили купоны, которые обесценивались с каждым днем, и поэтому надо было назначить высокую цену в расчете на стремительную инфляцию.
Я не мог забыть, как в начале девяносто третьего года я продал одну небольшую картину, которая предназначалась для главы китайского правительства, и которую мне оценили очень дорого по тем временам, но пока заплатили, купон так упал, что на эти деньги можно было купить разве что порцию мороженого. Но вернемся к нашему рассказу.
- Я хотел бы получить за обе картины триста миллионов, – заявил я.
- Очень хорошо, – согласился заказчик, – мы заплатим вам эту сумму, но я попросил бы вас, чтобы вы подобрали приличные рамы, картины предназначены для подарка.
Пусть читатель не удивляется ценам в сотни миллионов. В те годы все жители Тбилиси были миллионерами, и миллион купонов был суммой мизерной.

Д.Вепхвадзе. Мейдан-Тифлис. 1992 г., х/м., 60х116

Я, не теряя времени, приступил к выполнению заказа, и, как и обещал, через десять дней обе картины были готовы. Я их оформил, по тем временам, в приличные деревянные рамы и тут же позвонил Шота, сообщив, что заказ выполнен. Вечером того же дня Шота пришел ко мне, расплатился со мной, взял картины и ушел. Купоны, которые он заплатил, лежали в полиэтиленовом мешке, ведь такая сумма ни в какой карман не поместилась бы. Как назло, когда он со мной расплачивался, у нас не было света. Это было весьма обыденным явлением в Тбилиси середины девяностых годов. Поэтому я не сумел в присутствии заказчика пересчитать принесенные им деньги. Радостный, что получил много денег, я поблагодарил Шота, (а он меня), попрощался с ним и приготовился пересчитывать деньги. Они лежали вперемешку, и чтобы их сосчитать надо было, прежде всего, их рассортировать по номиналу.
Мы с женой, при свете керосиновой лампы принялись сортировать купюры, а потом пересчитывать. Пересчитав, выяснилось, что не хватало около трех миллионов. Но я не посчитал это серьезной недостачей, и был очень доволен, получить крупную сумму, пусть даже купонами.
Сортируя деньги, я обратил внимание, что многие купюры были испачканы то горчицей, то подсолнечным маслом, то томатом. Но и это для меня не имело значения. Я уже думал, как их буду менять на рубли и на доллары, и на что буду тратить.
Через несколько дней, проходя по проспекту Руставели, я встретил моего заказчика Шота. Мы любезно поздоровались, но я не стал говорить, что не хватало около трех миллионов. Ведь эта сумма была ничтожной по сравнению с той, что Шота мне заплатил. Не надо быть мелочным, – подумал я. А Шота мне сообщил, что его шеф, для которого он заказал мне картины, был очень доволен приобретением.
- Он должен повезти их в Америку своему коллеге Биллу, – сообщил Шота.
- А почему купоны, которые вы мне заплатили, были в горчице и томате, их что, кушать собирались, – пошутил я.
- Нет, что вы, – рассмеялся Шота, – я работаю заведующим столовой, и деньги, которыми расплачивались посетители столовой, я вам и принес.
- А что это за столовая, – заинтересовался я.
- Это столовая Госсовета, – гордо ответил мой собеседник.
- А кто ваш шеф, – спросил я, хотя уже догадывался о ком речь.
- Это Эдуард, глава Госсовета, – ответил Шота с выражением собственной значимости.
- А для кого он заказал те две картины, неужели для…
- Да, он везет их Биллу, – последовал ответ.
« Очень оригинально, – подумал я, – заведующий столовой заказывает для главы государства картины, и расплачивается купонами с горчицей и томатной пастой». На этом мы с Шота распрощались, и я уже не счел нужным спрашивать, кто тот американец Билл, для которого мне заказали картины.
Сейчас, по прошествии стольких лет, я не могу вспоминать тот эпизод без улыбки. Уже ни Эдуард и ни Билл не занимают высоких постов. Купоны стали достоянием нумизматов. А здание, где был расположен Госсовет и столовая Шота в настоящее время пустует. Это бывшее здание ИМЭЛа, о нем я упомянул в рассказе «ИМЭЛ или кто следующий».