Журнал "PostKlau"

В 1982 году я окончил школу и приехал в Уфу. На  семейном совете, который состоял из меня и моей мамы, мы  решили, что стоит поступить в сельскохозяйственный институт -  хорошая специальность, в армию не берут, а что нет  склонности  – так умный человек везде пригодится. Я  вошел  в  это  здание, внутренне дрожа. И не избавился от этой дрожи, пока не  покинул его навсегда. Но перед этим прошло пять лет.

3

Человек, который понимает себя, слишком одинок, чтобы быть другом кому  угодно.  Ему  открылась пустынная гладь собственной души, и он смотрит как в ее глубине рождаются чудные образы, превосходящие по  силе  то, что его окружает. Он не помнит, он не от мира сего,  но  это не лучший способ жить, когда есть некто, призывающий к  подлинной жизни, которую нельзя победить.

4

Дело было в  ноябре,  прямо  как сейчас, только в Уфе. Я  спустился  на  вахту  общежития  по Айской,92 к ящику для писем и вытащил письмецо. Странное, не из тех, что я изредка получал. Из редакции газеты "Ленинец”.

Писала мне Гузель Агишева, зав. отделом пропаганды,  просила зайти. Я зашел. Выяснилась простая вещь – я послал  стихи,  в которых упоминался "бог”. Надо было выяснить, кто я  -  верующий или просто так. Кажется, еще не умер Брежнев. Мы  поговорили. Выяснилось, что в церковь я  не  хожу,  Библию  не держал в руках, в "бога” так уж сильно не верю. Было скучно.

"Ну, заходите,- сказала Гузель.- Вот у нас есть  литобъединение, бывает оно по средам. Паспорт с  собою  возьмите,-  сухо добавила она, и мы расстались. Не навсегда.

5

Небольшой прямоугольный зал, на стене – образцы продукции издательства Башкирского обкома партии, кожаные кресла – скромное богатство приближенных. В зале сидят люди.  Длинный стол параллельно рядам. За ним двое – мужчина с крупным  лицом, в очках, волосы гладко зачесаны,  он уже весь седой.  Это  руководитель литобъединения Рамиль Гарафович Хакимов, поэт и  публицист. Рядом с ним сидит мужчина помоложе, лет тридцати пяти, как я это знаю сейчас. Кудрявый,  с  проседью.  Усы  черные, ухоженные. Зовут Гальперин Иосиф Давидович. Странное имя  на мой вкус. Как потом выяснилось, еврей. Первый живой еврей  в моей жизни.

Рамиль Гарафович Хакимов здоровается со всеми и буднично говорит: "Вот к нам пришли новички, давайте  попросим  их выступить”. Новичков было три или четыре человека.

6

В Зианчуринском районе, откуда я, собственно,  родом, есть единственная равнинная река Ик. Только  в  ней  перекаты сменяются глубоким руслом с омутами,  камышами,  водорослями на дне. Присмотревшись, можно увидеть  с  высокого  берега, как ходят в глубине темные продолговатые рыбы, и как  блестит их чешуя при смене курса. А если быть терпеливым, то в  глухом месте у самой поверхности  можно  увидеть,  как  плавают рыбки, не боясь браконьеров, нефтяников и председателей  навоза. Беззаботное действо рыб, общество  лучших  из  лучших, тех, кто ценит солнечный свет и прохладу воды.

7

В темной воде Уфы есть немало омутов, куда  погружаются оскорбленные души живых.  Там  они  сбиваются  в  стайки  по три-четыре человека и тоскуют вместе, пока за ними  не  придет та, что избавляет от  мучений.  И  единственным  светлым пятном для них остается место, где они вроде бы  были  счастливы.

8

В Уфе нет общества. В Уфе некуда  пойти,  чтобы  встретить умных, порядочных людей, пусть и незнакомых друг с  другом. Литобъединение было слабым его заменителем -  не  омут, но и не близко к поверхности. Каждую среду  с  перерывом  на лето мы собирались и обсуждали стихи и прозу, время, в котором мы жили, и пространство, в котором томились. Но без  политики, без чистки не обходится нигде, кроме как в обществе.

Вот и здесь – если лито, то в нем оставались только  преданные  литературе  и  более-менее  профессионально   пишущие. Только они поддерживались и направлялись. А что было  делать тем, кто просто приходил пообщаться? Этим людям  давали  понять, что они не нужны, пока они этого не понимали сами.

9

Рамиль  Гарафович  Хакимов поддерживал сильных,  талантливых  молодых писателей и поэтов. Он их  собрал  и  сплотил,  он прошел сквозь ряды членов союза писателей Башкирской АССР  и выпустил шесть книг своих подопечных. Но  отношения  "учитель – ученик”, для воспитанных в духе избранности,  не  имеют первостепенного значения. А общий интерес к литературе,  общие кумиры, стиль письма  -  слишком  слабое  основание  для дружбы на всю жизнь. Николай  Грахов  и  Станислав  Шалухин, Сергей Воробьев и Айрат Еникеев, Светлана Хвостенко  и  Иосиф Гальперин разошлись друг с другом и с  человеком,  который их поддержал. Они решили жить одни там, где  в  одиночку не выживает никто. Их держали вместе слишком слабые силы.

10

Человек оставляет свои следы в  бумагах  государственных учреждений, в газетах и книгах. В первых  -  не  задумываясь, в третьих – не в силах что-либо изменить, и только  в газетах он волен. Мы смотрим на руины  и  думаем,  как  люди здесь жили? Почитайте газеты и вы  узнаете,  как. Оставить  в них свой след- это значит участвовать  сегодня.  А  участвовать сегодня было трудно. Поэтому новое поколение литобъединенцев выбрало улицу Ленина – там можно было разложить  листочки со стихами и болтать с прохожими, повергая их жизнь  в изумление. Полтинник – гигантская цена в  то время за лист бумаги, и многие ее получили и многие только тогда  почувствовали, что значат стихи в этой жизни, попавшей в сети  глубокого сна.

11

Жизнь человека движется толчками. Ты  просыпаешься  утром, а все изменилось – изменился ты сам. Ты можешь жить далеко, но праздники вы  должны  встречать  вместе.  Именно  в праздники происходит чудесное слияние всех  сторон  жизни  – вот вы пришли, вот расселись, так как велит ваш опыт, и место в обществе. И оставили это как  есть,  и  обратили  свои взоры друг на друга и подняли бокалы, в  которых  водка  или пиво, а не коньяк или благородное вино. Но так только кажется – вода жизни там, где хочет.

 12

Мы распечатали газеты, мы открыли узкогорлый  сосуд  и, хотя нас мало, мы есть. Я пишу эти гордые слова в  одиночестве ноября, в окне которого тусклый свет ранней зимы. Сегодня богиня спит, но она просыпалась и проснется снова, и  если я не называю имен, то это потому, что этого не требуется, достаточно жить, потому что нет другой страны, где мы  призваны жить.