Журнал "PostKlau"

Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый(Франция)

Ватикан и Россия. (I)

(Доклад, прочитанный в городах Сидней и Мельбурн (Австралия) на 24 Съезде Русской Православной Молодежи в юбилейном году Тысячелетия Крещения Руси)

                                                     Предисловие

Речь идет о Ватикане, его идеологии и захватнической политике, а никак, естественно, не о рядовых Католиках. Католицизм представляется нам, определенно, как наибольшая опасность, грозящая теперешней и грядущей России, опаснее самого коммунизма, совершенно сегодня выдохшегося.

Как говорит Достоевский в романе «Идиот», католицизм опаснее атеизма, потому что проповедует он искаженного и поруганного им Христа. Захватив земной престол, Папа взял меч и прибавил «ложь, пронырство, обман, фанатизм, злодейство». Какая проницательность художественного пера! Католицизм именно опасен тем, что он предлагает подмену, подделку Христа.

За время нашего пребывания в Австралии, мы узнали о том, что впервые за 70 лет транслировалась по советскому телевидению папская рождественская месса. Состоялся и обмен делегациями. Наступление на Православие и на Русский народ идет сейчас усиленным темпом.

Диакон Герман ИВАНОВ-ТРИНАДЦАТЫЙ

                                         Ватикан и Россия

Изучаемая нами тема о попытках Рима, то есть Ватикана, на протяжении веков подчинить себе Русскую Церковь, силою, обманом или хитростью совратить русский народ с правого пути, является не только глубоко интересной и назидательной темой для историка Церкви, но продолжает быть сугубо актуальным вопросом, обязывающим каждого — архипастыря, пастыря, любого православного христианина, всех, для кого понятия «русский» и «православный» однозначны — очень бдительно следить за очередными, сегодняшними заигрываниями Ватикана с Москвой и с Православием.

Вопрос этот далеко не отвлеченный, научный вопрос. Итак, постараемся, питаясь опытом прошлого, достойно ответить на это, как нам кажется, кардинальное явление для будущего России — Третьего Рима — не теряя из виду, что, согласно православному учению, нет учащей и учимой Церкви, но на совести каждого православного христианина лежит ответственность за чистоту веры и охрану Церкви.

Нынешний юбилейный год Тысячелетия Святой Руси явил нам блестящую иллюстрацию попытки Ватикана вторгнуться в это величайшее внутри-русское церковное событие. Немало православных, думается нам, с тревогой и с волнением следило в течение этих последних двух лет за настойчивыми усилиями правящих кругов Ватикана и самого Папы Римского добиться того, что-бы «наместник Христа», как они говорят, был приглашен на эти торжества и — кто знает? — до некоторой степени стал на них главным центром внимания!(1) Очень интересно было следить за всей той отчаянной дезинформацией, которая пускалась в ход по этому поводу. Не раз старались так называемые «осведомленные круги» пускать по разным каналам массовой информации ложные или просто столь ими желаемые слухи о том, что согласие достигнуто или вот-вот получится, надеясь, возможно, поставить Московскую Патриархию в затруднительное положение, как бы перед свершившимся фактом, от которого отказываться уже было бы совсем неловко.

Вспомним, как до самого последнего времени Папа откладывал обнародование двух своих «апостолических» посланий, одно обращенное к православным русским, а другое — к своим украинским униатам, тем самым сохраняя возможность до последней минуты изменить их содержание в связи с ожидаемым, против всякой очевидности, изменением решения Московской Патриархии.(2) Однако надежды не сбылись, и 22 марта Иоанн-Павел II обнародовал свое послание по поводу Тысячелетия, «Euntes in mundum» («Идите по всему мiру»), которое, по достоверным сведениям, было отредактировано уже к концу 1987 года и подписано 17 января. Иными словами, целых 3 месяца пролежало оно в ящике. В послании с большой натяжкой излагается в частности то, что говорилось, писалось и повторялось: почему римская кафедра не может оставаться в стороне от этого великого события. Св. Равноапостольный Великий Князь Владимiр крестил русский народ в днепровских струях в 988 году, то есть, подхватывает Папа и иже с ним, до — как они выражаются — разделения Церквей, имея в виду отпадение Запада от Церкви в 1054 году.

С одной стороны, думается: на кого же они рассчитывают с такими уловками? — а с другой стороны, можно отметить, до какой степени тут сказывается весь формализм западного мышления. Даже если согласиться с тем, что наш отечественный летописец Нестор мог несколько украсить в своем повествовании описание выбора веры посланниками св. Владимiра, кто может, кто серьезно может отрицать тот факт, что русские язычники в лице своего князя имели полную возможность избрать любую из других существующих религий, в том числе и любое из направлений внутри христианства, — и что именно избрали византийское христианство, то есть принципиально отказались от западного римского христианства, которое уже более чем за век, до удобной, но ничего не значащей даты 1054 года(3), во многом грешило по отношению к исконному христианству, вылившемуся в Православную Церковь. С не меньшей натяжкой, чтобы не сказать больше, Папа повторяет уже им сказанное в энциклике, провозглашенной 2 июля 1985 года «Slavorum Apostoli» («Апостолы славян»), что, мол, апостольская миссия святых братьев Кирилла и Мефодия проходила, якобы, под общим омофором Рима и Константинополя, из чего предлагается прямой вывод, что все славяне, в том числе и русские, остаются должниками у Римской Церкви; вот почему римский первосвятитель считает своим святым долгом попечительство над русскими и прочими славянами!

Итак, несмотря на все приложенные политические, психологические и дипломатические усилия, Московская Патриархия устояла на своем и не поддалась соблазнам. Если нам с полным основанием нередко приходится обличать московскую официальную Церковь за ее, порою недопустимые, компромиссы с богоборческой властью и, к сожалению, за ее все большее вовлечение в экуменическое движение, мы тем не менее должны радоваться тому, что плененная московская иерархия сумела устоять под натиском католического влияния, даже если помогло ей в этом не столько чувство защиты чистоты Православия, сколько ее вполне понятная неприязнь к Унии, которую сегодняшний Папа продолжает то прямо, то скрыто поддерживать и представлять как наилучший путь к восстановлению единства христиан. «Сегодняшнее экуменическое старание», — читаем мы в знаменитом письме Иоанна-Павла II покойному главе украинских униатов кардиналу Слипому от 19 марта 1979 года, — «не может ни умалчивать, ни уменьшать значения и пользы предпринятых в прошедшие века усилий для восстановления единства Церкви, которые (...) принесли столь благие плоды. Церковь Ваша (...) является свидетельством этой истины. Несомненно, что настоящий экуменический дух должен проявляться и подтверждаться особым уважением по отношению к Вашей Церкви». После полувекового ватиканского молчания об Унии неожиданная выходка Иоанна-Павла II вдруг переносит нас в темную воинствующую эпоху Пия XI и должна напомнить нам слова Папы Урбана VIII, произнесенные без малого четыре века назад в первые годы насильственного насаждения Унии: «О, мои Русины! Чрез Вас-то надеюсь я достигнуть Востока».(4) Лучше не скажешь о сущности и о глубинном значении существования Унии в заговоре против русского Православия! Лучше не объяснишь движущую силу католичества — будь она прикрыта под улыбками и протянутыми руками мнимой любящей матери, или когда выступает открыто — неизменно, вот уже веками, преследующую одну и ту же цель: завоевание православных душ. Цель-то остается одна, меняются лишь пути достижения ее.

Но, возможно, некоторые не разделяют нашего принципиального положения по отношению к католичеству и не понимают, почему показалось бы нам столь недопустимым присутствие Папы в России на нашем всенародном торжестве. Подобное непонимание, по нашему мнению, может только вытекать из незнания исторических фактов, разоблачающих настоящие намерения и поступки католичества. А Ватикан-то много рассчитывает на это незнание.

* * *

В рамках краткого доклада мы, естественно, не в состоянии предложить исчерпывающее представление всех трений, недружеских поступков, агрессий Ватикана по отношению к России. Немало сведений можно найти в двух хорошо осведомленных трудах на русском языке: «Восточный обряд» К.Н. Николаева(5) и «Церковь, Русь и Рим» Н.Н. Воейкова.(6) По меткому выражению А.С. Хомякова, одного из самых выдающихся сынов России за всю нашу тысячелетнюю историю, та «религиозная ненависть» католичества по отношению к Православию может нами быть проверена на четырех примерах, взятых из четырех отдельных исторических периодов:

Деятельность Иосафата Кунцевича в связи с появлением Униатской Церкви.

Восточный вопрос и освободительные войны в течение XIX века.

Так называемый «Восточный обряд» как новый способ борьбы с Православием, появившийся благодаря свержению царской православной власти.

Попытки соглашения, в течение 10 лет, с советской властью на развалинах Русской Церкви.

Оставляем мы в стороне насильственные массовые обращения в католичество в эпоху между двумя мiровыми войнами, как и геноцид 700 000 православных сербов(7) всего за четыре года, с 1941 по 1945 год, в воинствующей римокатолической «Независимой хорватской державе», где наподобие евреев, носивших на себе шестиконечную звезду, православные сербы должны были нашивать букву «П» («Православец»), что является недвусмысленным доказательством того, что истреблялись они воинствующими, озверелыми католиками- хорватами именно за их принадлежность к святой нашей православной вере при полном безучастии, чтобы не сказать больше, местного загребского архиепископа Степинаца, возведенного после войны в сан кардинала, и при полном молчании тогдашнего Папы Пия XII.

1. Униатский вопрос. Немало шуму делается вокруг этого вопроса. Скажем сразу: естественно должны мы осуждать те преследования, которым, как и множество других религиозных исповеданий, униаты подвергаются со стороны советской власти. Тем не менее, это отнюдь еще не значит, что православные русские должны были бы испытывать комплекс виновности, который настойчиво внедряется в их души и сердца разными средствами общественного мнения. Когда подобные давления исходят от разных эмигрантских газет, окончательно утерявших национальное чувство, это весьма печальное явление, но к нему мы уже привыкли; зато куда более печально и совершенно неприемлемо, когда пастырь поддается этому соблазну, ставя во главу угла своего мышления пресловутые «права человека» и борьбу с «культом личности».

В связи с униатским вопросом надо твердо помнить те условия и обстановку, при которых проводилась Уния в 1595—1596 годах и в последующие годы; ясно понимать, какими чувствами были движимы те шесть архиереев-вероотступников, во главе с Михаилом Рагозой, проводившие свое чисто клерикальное движение в полном отрыве от народа, вне всякой соборности; следует так же не забывать те вопиющие беззакония и преследования, которым подвергались несчастные исповедники из простого люда, объединявшиеся в знаменитые православные братства; наконец, следует не терять из виду, что «греческая вера» на территории польско-литовского государства, не будучи признанной законом, находилась по сути дела вне закона, что позволяло панам безнаказанно распоряжаться имуществом православных, передавать их храмы и соборы униатам или даже давать их в аренду... евреям!

Иными словами, должно быть ясно, что если сейчас униаты действительно страдают, то надо признаться, что страдают они именно тем, чем четыре века назад провинились: там лжесобор в 1596 году, здесь «Инициативная группа» в 1946 году; там преследования католическими властями и панами православных, не принявших Унию, здесь преследования советской светской властью униатов, не последовавших за решениями львовского собора. Ведь не православные же преследуют униатов, а безбожная советская власть, что не должно однако мешать православным радоваться возврату большинства некогда совращенных в ересь своих братьев. Сегодня настойчиво, почему-то, требуют от православных какого-то покаяния в связи с ликвидацией Унии в России. Но, спрашиваем мы, когда, какой из римских Пап изъявил свое сожаление по поводу ущемлений прав православных, по поводу всех тех преступлений, совершенных против них Унией? Никогда и никто, а меньше чем кто-либо — теперешний Иоанн-Павел II, не пропускающий ни одного случая, чтобы не восхвалять изверга Иосафата Кунцевича, Ватиканом именуемого «святым священномучеником».

         Собор Св. Петра в Риме место размещения мощей Св. И. Кунцевича

До непонятности возмутительны повторные припоминания этой темнейшей личности. Фактически одно упоминание его фамилии должно считаться настоящим «casus belli». Незадолго до своей «мученической» кончины, последовавшей 12 ноября 1623 года в Витебске, Кунцевич сделал распоряжение выкапывать тела умерших православных и бросать их собакам. По всей своей полоцкой епархии, в Могилеве, в Орше наводил он террор на православных, закрывал и сжигал их церкви. Весьма красноречивы жалобы, посланные в народные суды и сеймы. Но самое убедительное для охарактеризования Кунцевича можно считать письмо, написанное 12 марта 1622 года, за полтора года до его кончины, литовским канцлером, то есть видным католиком, Львом Сапегой, представителем самого короля польского: «Необдуманными насилиями притесняете (Вы) русский народ и толкаете его на бунт (...). Вам известны нарекания простого народа, что ему лучше быть в турецкой неволе, нежели терпеть такие страшные преследования за веру и благочестие (...). Вы пишете, что Вам свободно топить православных и рубить им головы (...), что надо отдать (их) церкви на поругание (...). (Вы) запираете церкви, чтобы люди без благочестия и христианских обрядов умирали, как нехристи (...). Вместо радости, Ваша льстивая Уния принесла нам только горе, непокой и нестроения, так что предпочитаем быть без нее. Вот плоды Вашей Унии (...)».(8)

Напоминаем, что это не измышления или клевета фанатично настроенного православного, а выдержки из исторического письма главы католического государства, канцлера Великого Княжества Литовского, написанного от имени самого короля польского неспокойному униатскому епископу.

С большой проницательностью в том же письме Лев Сапега пишет: «Лучше было бы не отдавать нас всенародному гневу и ненависти, а самому себя беречь от всенародного суда».

                                                           Иосафат Кунцевич. Католическая икона

Когда 12 ноября 1623 год а Кунцевич с шайкой приспешников прибыл в Витебск и разгромил шалаши, в которых скрывались православные для богослужений, один из его диаконов накинулся на православного священника. Выведенный из терпения народ бросился тогда на Кунцевича и камнями и палками избил его до смерти. Искалеченное тело было положено в мешок и выброшено в реку Двину.

Таков был безславный конец земной жизни якобы «апостола единения», как смеет безсовестно называть его никто иной, как теперешний Папа Иоанн-Павел II. Но до него уже, 29 июня 1867 года, Пий IX прославил Иосафата Кунцевича со святыми. Пий XI, по случаю трехсотлетия кончины в 1923 году, издал энциклику «Ecclesiam Dei» (то есть «Церковь Божия»)(9), в которой Кунцевич именуется «священномучеником», «апостолом», «праведником» и где говорится, что такие примеры «святой жизни» должны способствовать единению всех христиан. 25 ноября 1963 года, при Павле VI, останки его были перевезены в Рим в папскую базилику св. Петра, где они теперь «почивают» под престолом св. Василия Великого, рядом с мощами свв. Григория Богослова и Иоанна Златоуста.(10) Без малейших угрызений совести, презирая историческую правду, в угоду своим мелким интересам борьбы с Православием, Иоанн- Павел II не боится говорить о «благородной личности» Иосафата, чья пролитая кровь навеки скрепила великое дело Унии. В своем послании к украинской пастве «Magnum Baptismi Donum» (то есть «Великий дар Крещения»), опубликованном 19 апреля 1988 года(11), ни словом не исправляются теперь уже укоренившиеся представления об Унии и о Кунцевиче.

Зато от православных католическая общественность все продолжает требовать некий покаянный акт и извинения за понесенный ущерб и недружелюбное, нехристианское отношение.

2. Восточный вопрос. Весь XIX век в области международных сношений прошел под знаком «Восточного вопроса». Враги России, как вчерашние, так и сегодняшние, продолжают клеймить усилия, приложенные Россией в XIX веке, не видя в них ничего больше, чем сущий империализм. Не исключая полностью возможности политической заинтересованности в этих войнах для России, мы-то знаем, что как для русского народа, так и для наших Государей война с Турцией ради освобождения плененных православных христиан воспринималась, главным образом, как некий долг совести, как некая миссия, возложенная Промыслом Божиим на Россию как самую великую и могучую державу. Благородность чувств редко встречается в международных отношениях; оттого-то, вероятно, мало кому они были понятны. Война с неверными турками воспринималась как борьба между Добром и Злом. Немалых жертв стоили эти войны, но немалых успехов добилась Россия в деле освобождения единоверных славян, пять веков томившихся под турецким гнетом. По сей день на центральной площади болгарской столицы Софии возвышается величественный памятник Царю Освободителю Александру II и доблестным русским воинам. Русские также приняли деятельное участие в Наваринской битве в 1827 году и в последующих событиях, приведших к освобождению православной Греции в 1830 году. Но самую заветную мечту — освободить Константинополь — осуществить, увы, не удалось. В этом печальном деле человечество во многом, можно сказать, обязано Ватикану. До сих пор Крымская война и весь «Восточный вопрос» объясняются официальной историей человеческими, политическими, межгосударственными соображениями, но нигде не говорится, что душой, подстрекающей, движущей силой того позорного факта, что Франция и Англия вошли в союз с неверной Турцией против православной России, безспорно является Ватикан, восполняющий неимение собственных вооруженных сил изобилием влиятельных, тайных советников и агентов и целой клерикальной армией, разбросанной по всему мiру.

Чтобы не быть голословными, приведем пламенные слова, произнесенные по случаю начала Крымской войны парижским архиепископом кардиналом Сибуром: «Священное дело, угодное Богу дело, это необходимость отразить фотиевскую ересь(12), покорить ее, разбить ее новым крестовым походом (...) — такова явная цель всех крестовых походов, хотя и все в них участвовавшие в этом не признавались. (...) Война, которую Франция собирается вести против России, не политическая, а священная война. Это не война между двумя государствами, между двумя народами, это просто-напросто религиозная война; все остальные выдвинутые причины являются лишь предлогами».(13) Яснее не скажешь.

Очень тонко замечает Хомяков, что потомки тех католиков, которые некогда совершили «нравственное братоубийство», односторонне изменив Символ Веры, неизбежно должны были прийти к желанию «физического братоубийства».(14)

А Достоевский свидетельствует нам, что кардинал Сибур не был одиноким воином в поле, и прямо говорит о католическом заговоре: «Воинствующий католицизм берет яростно (...) против нас сторону турок (...). Нет столь яростных ненавистников России в настоящую минуту, как эти воинствующие клерикалы. Не то, что какой-нибудь прелат, а сам Папа, громко, в собраниях ватиканских, с радостью говорил о "победах турок" и предрекал России "страшную будущность". Этот умирающий старик, да еще "глава христианства", не постыдился выразить всенародно, что каждый раз с веселием выслушивает о поражении русских».(15)

Эти слова Достоевского так созвучны с уже упомянутым утверждением Хомякова, говорившего о религиозной ненависти по отношению к православным. «В западных вероисповеданиях, в глубине каждой души, имеется глубокая неприязнь к Восточной Церкви», что легко можно проверить, наблюдая за Крымской войной, где «один из враждующих лагерей содержит только народы, принадлежащие Православию, тогда как в противном лагере имеются римляне и протестанты, объединенные вокруг Ислама».(16)

3. «Восточный обряд» и большевицкая революция. Недружелюбные высказывания видных католических деятелей по отношению к исторической России столь явны и многочисленны, что, думается, никто не станет их отрицать. Православная царская власть была тем оплотом, о который разбивались все мечтания и поползновения Ватикана окатоличить русские души. Из Рима с напряжением следили за каждым поворотом, за малейшим сотрясением в политической и общественной жизни России. Отмена крепостного права в 1861 году, рост анархизма и нигилизма, — все это порождало немало надежд. «Только революция способна помочь Церкви»(17), — таков вывод папского нунция Меглия в 1868 году. Немедленно сумел Рим извлечь и использовать все выгоды, вытекающие для его целей из Императорского Манифеста терпимости от 17 апреля 1905 года, предоставляющего полную свободу совести всем русским подданным. Тем не менее, канонизированный в 1954 году Папа Пий X, в самом кануне войны в 1913 году, вопил: «Россия самый большой враг Церкви».(18) Поэтому нет ничего удивительного в том, что католический мiр с радостью встретил большевицкую революцию. «После евреев, католиков вероятно больше кого-либо устраивало свержение царской власти; по крайней мере не причиняло оно им скорби».(19) Безстыдно, но с большой откровенностью также писалось в католических кругах о том, что «не скрытое удовольствие испытал римский престол от падения царской власти и (что) не замедлил (он) вступить в переговоры с советским правительством»(20), как только победа большевиков стала очевидной. А когда спросили одного высокого ватиканского сановника, почему Ватикан был против Франции во время Первой мiровой войны, то он воскликнул: «Победа Антанты с союзной Россией была бы столь же великой катастрофой для католической Церкви, как некогда Реформа».(21) Со свойственной ему прямолинейностью, Папа Пий X выражал это чувство следующей формулой: «Se vince la Russia, vince lo scisma» (то есть: «Если победит Россия, то победит схизма»). Для Ватикана, как мы видим, мiровая война — все тот же крестовый поход...

Продолжение следует...