МУЗЕЙ АЛЕКСЕЯ КУЗЬМИЧА(Республика Беларусь) 

представляет:

"ЧЕЛОВЕК-МУЗЕЙ" (I)

( статья Михаила Шелехова, журнал Белая Вежа, №2, 2014, Республика Беларусь)

 1 июня 2015г исполнилось 70 лет со дня рождения выдающегося белорусско-советского художника, автора величайшей в мире коллекции живописных полотен с образом Мадонны, академика международной Кирилло-Мефодиевской академии славянского просвещения, члена БСХ, общественного деятеля Кузьмича Алексея Васильевича (1945-2013)

«Свет славянских Мадонн»... Тысячи и тысячи людей идут к этому свету: любоваться, плакать, воскресать. С каждым годом поток все шире – к каждой новой экспозиции. Жаль, музей «Мадонна» так и не возник. Не стало и художника. Уникального мастера, как его традиционно называют – «белорусского Рафаэля», Алексея КУЗЬМИЧА. Он знаменосец красоты, Человек-Музей – его полотна спокойно занимали огромное здание ВДНХ у Свислочи, Дворец искусств. Людям нужны такие музеи, людям нужны мадонны. 

ЧТО ВИДИШЬ, ДРУГ?

31 октября прошлого года в художественном музее в Бресте был последний день выставки живописи «Светоносный лик мадонн» Алексея Кузьмича. И в тот момент, когда первую картину стали снимать со стены, в белом храме святых апостолов Петра и Павла в Минске на Немиге зазвучали слова панихиды. Началось отпевание художника. Кузьмич ушел в свете любви и благодарных слез – именно так смотрят люди на его картины. Так его и провожали – художники, писатели, благодарные ценители таланта.

Люди спросили тихонько, входя в церковь из притвора и глядя на гроб: кого отпевают? «Лёшу Кузьмича», – ответил я. И все было понятно. Ему было 69 лет, его называли Алексеем Васильевичем, он был именитый мастер и великий труженик, беспощадный к себе – написал около 1000 полотен, был академиком по трудам своим международной славянской Кирилло-Мефодиевской академии. А для меня он остался мальчишкой, подростком – веселым, зажигательным, жизнерадостным. Он потому любил детей, что сам был ребенком. И на многочисленных картинах рисовал сам себя – на руках у матери - феи с русыми или огненными волосами.

Свято-Петро-Павловский собор был, считай, семейной церковью Кузьмича, как и собор Святого Духа на горке – жил рядом, а через мост за Свислочью в Троицком предместье находилась его мастерская. Тут исторический центр Минска – под землей здесь находятся руины древнего детинца и первой православной церкви в будущей столице. Тут «Немиги кровавые берега», до сих пор никак не отмеченные. Однако успешно растут отели и торговые гипермаркеты, тесня остатки старины, а вот до бережных раскопок и создания уникального музея руки ни у кого не доходят. Такое вот равнодушие потомков. В очередной раз пожелание увидеть музей-крепость под открытым небом – сердце города – я услышал на празднике 1025-летнего юбилея Крещения Руси и Православия, который состоялся на этом месте прошлым летом. Реяли хоругви, звучали громкие речи, в том числе и властей города. А воз и ныне там.

Так вот Алексей Кузьмич буквально мучился всеми этими проблемами – он хотел прославления предков, мечтал увидеть Беларусь сияющей своими великими древностями, имя славянин для него много значило. И он сам как мог с яростью и вдохновением служил Белой Руси – ее красоте. До последнего вздоха думал о Музее мадонны – музее красоты белорусских женщин. Но не дождался.

Не очень мы хорошие потомки. При бесконечной Божьей любви к нам. Я лично в тяжелые часы жизни утешаюсь тем, что до сих пор вижу всюду необыкновенно много красоты белорусок, так много ангельской детской красоты. Откуда, почему, за что – такие чудеса? Умилишься и согреешься, увидев в толпе черты сказочной красоты. Но чтим ли мы эти дары, благодарим? А вот Кузьмич понимал красоту – как дар небес к белорусам и служил этой красоте, поклонялся. А затем, уже на его выставках, люди поклонялись его полотнам. Не Кузьмичу поклонялись, хотя книги посетителей его вернисажей звучат как вдохновенные песни и даже молитвы, а красоте Матери и Ребенка. Кузьмич понимал себя, как труженика, творческую руку, которая создает вслед за Богом. Да так себя понимали все художники – помощниками Творца. И самые великие поэты – только подмастерья песнопений ангелов.

Теперь изрядно потрудившиеся руки Алексея тихо лежали на его груди. Большие руки большого мастера. А над ним звучали речи прощания. Он по жизни был большой и во гробе лежал – большой, во весь рост. Большой ребенок, большой пахарь, большой полешук. Русые волосы стали седыми. А на лице – удивление и тихий восторг. Что-то сказочное увидел он в минуту смерти и отделения души от тела.

За жизнь я много перевидал людей в гробу – и знаменитых, и не очень. Некоторых было трудно узнать – душа ушла, сгорела, и остался один пепел. Трудно было узнать известного всей Москве художника и философа Юрия Ивановича Селиверстова – он был сибиряк, весельчак по натуре, а лежал перед нами на отпевании суровый черный монах. Такова была его скрытая натура.

Совершенно не похож был на себя Юрий Владимирович Никулин, знаменитый артист и клоун. Любя его, я специально поехал в Москву проститься с ним в его цирк в 1997 году. Ничего от Никулина-клоуна не осталось. Это был, скорее, старый солдат, старый рабочий, старый каменотес. Маска комика и шута исчезла с лица, как и не было, оставшись в фильмах и на фото. Никулин суровостью своего посмертного облика был странно похож на писателя Виктора Петровича Астафьева – оба они были фронтовиками, наверное, это и было их главной сутью.

Известна сцена потрясения поэта В.А. Жуковского, царского наставника, у смертного ложа Пушкина, когда он стал очевидцем последнего вздоха поэта-друга. Он сам описывал это. На лице Пушкина внезапно отразилось величайшее изумление, вдохновение, восторг, свет. «Что видишь, друг?» – спросил удивленный Жуковский. Но Пушкин ничего не ответил – его душа улетела с ангелами вверх, прочь от земли.

Что-то похожее было написано и на лице Кузьмича – детское удивление перед какой-то картиной, которая открылась ему в последнюю минуту. Я смотрел на его удивленное и загадочное лицо – и горевал, и радовался. Художник Алексей Кузьмич заслужил свой рай. И отпечаток его, позолота остался на его лице.

«Что видишь, Лёша?» – тихо спросил я его, не ожидая ответа у гроба, но я знал ответ. Это чудо он всю жизнь рисовал и оставил нам в дар, чтобы и мы верили, любили и не отчаивались. Жизнь тяжела, а музыка, картины и слово – помогут. Кузьмич, как мог, спасал, тянул нас из ямы, из хмурой пучины быта в жизнь вечную. В красоту. И много успел.

Я крепко пожал его руку и поцеловал. Рука его была холодна, как лед. Огонь и свет ушли из десницы, чтобы остаться на картинах. Мы вышли на Немигу, чтобы ехать на Восточное кладбище. Само солнце щедро разливало свое теплое золото над храмом в последний день октября. Обычно у нас на Полесье уже порошит первый снежок, а тут – красота, чуть ли не бабье лето. Кузьмич писал огненное лето и ушел в вечное лето.

СВЕТ ЗЕМНЫХ МАДОНН

К Кузьмичу минские власти любили водить парламентариев. То бельгийцев, то японцев. Россияне заглядывали сами, как свои. Уникальная коллекция Мастера «Мадонны» – дело всей его жизни. Бельгийские гости важно отметили, что мастерская – одно из самых одухотворенных мест на всей земле, которые они когда-либо посещали: «Нас глубоко впечатлили работы белорусского мастера А. Кузьмича. Ничего подобного раньше мы не видели». Что ж, и мы того же мнения: для белорусов Кузьмич тоже загадка и откровение – ведь он запечатлевает белорусскую красоту, такую пронзительную и необыкновенную.

Уникальная галерея – более, чем 700 мадонн, до тысячи женских обликов – такой коллекции в мире больше нет. Свет и тьма, гармония и побежденный хаос. И не потому, что другие художники мало поклонялись женской красоте. Кузьмич создал сотни ликов матери с младенцем. Ранняя работа – рождение мадонны из Божьей слезы – взгляд художника на мир, о котором он создает свои мифы. И если есть женщина из мужского ребра, то почему не быть Мадонне-Матери – из слезы?

Художник Кузьмич родился во время страшной грозы, и это некий небесный знак, потому что от такой же грозы погиб его дед. Матушка его была необыкновенной женщиной, сильными женщинам, правда, в бедности жившими и живущими были и пять сестер Кузьмича. Много раз сам Кузьмич видел необычные явления. Вот одно из них. Он увидел себя посреди огромного поля. Была ночь, и блистали звезды. Вдруг небо распахнулось. И он увидел мадонну в белом одеянии с ребенком в руках, которая спускалась к нему. Она сказала: «Я выбираю тебя».

Эта история произвела глубокое впечатление на бельгийских парламентариев. И не только на них. Однако практический результат? У чужеземных гостей карманы трещали от евриков, но картины нуждающегося художника никто из них почему-то не купил.

Я долго думал – почему? Наверное, потому что какая-то сила сберегала год за годом при жизни Кузьмича это обширное богатство для одного центра, чтобы не расхватали, чтобы вся эта многоликая красота не рассыпалась по чужим домам и заграницам. Так как Кузьмич не умел повторять работ. И никогда не копировал сам себя, хотя этим не брезговали и гениальные мастера ради денег. Он не умел или не хотел. Я советовал ему. Но он гневно отвергал мои слова. «Не буду! Гении Ренессанса копировали, а я нет. Я - Кузьмич!». И беды у певца белорусской гармонии всю жизнь не переводились – оплатить дорогую мастерскую в Троицком предместье, купить холст, краски – он не мог без работы. И даже после инсульта брался за кисть. 

СОТРИ СЛУЧАЙНЫЕ ЧЕРТЫ

Одиноко на минской Свислочи, у Троицкого предместья, стоят на Острове Слез бронзовые Матери, к которым никогда на земле уже не придут их сыновья. И матери, и дети встретятся в ином мире. Это матери погибших ребят на чужих непонятных войнах – так называемых воинов-интернационалистов. В мире, где не будет ни слез, ни боли, ни печали встретятся матери и дети. В том самом мире, который писал на холстах Алексей Кузьмич. Солнечный, удивительный мир. Мир Божий. Такой он художник. Такое его дело. И за это одни любят его, а другие завидуют до сих пор и не терпят. Не любят прямодушия, искренности. А он был таков – как все дети.

Кузьмич – небесное явление, золотая комета, которая посетила Землю. Так что есть о чем задуматься, глядя на сотни Прекрасных Ликов, которые смотрят на него со стен мастерской этаким сияющим «Городом Любви». В этот город и уйдет веселая улыбающаяся душа Алексея Кузьмича.

Каждый творит на земле свой рай. Какой построишь – такой тебя и встретит на небе. Алексей Кузьмич это хорошо знал. Поэтому и торопился – как мало кто торопится. Он спешил заселить свое небо. Заселить Красотой. Наверное, горевал – мало успел. Но дело сделано. Семьсот мадонн созданы. И сейчас можно спокойно поговорить. О Земле и Небе, о Жизни и Смерти. Об этом – все картины Кузьмича. Только дипломную работу он когда-то делал на шахтерскую тему.

Залез тогда Кузьмич под землю, в шахту. Увидел изнанку мира, увидел каторгу, угольный разрез. Диплом защитил. Но больше никогда о мире подземном не писал. Кузьмич – существо небесное. А кусок хлеба пришлось искать на земле. Но выходило баш на баш: на оплату краски, холста и рамы. Людям нужен, но своей галереи или зала у него не было до конца. А ведь сделал он за десятерых. И писал он – как летал. Все ярче год за годом на фоне хмурой осени в доме Кузьмича разгорался сверкающий мир красок, сияющих женских лиц. Поперек серому бесцветному миру Кузьмич создал свою Сказку. Гости прогуливались по мастерской, ублажали ум и сердце лицезрением красоты и исчезали.

– Вот так Лувр на дому! – поражался я.

– С посетителями за свой счет! – с горькой усмешкой отвечал художник. – Даже мои знакомые считают, что у меня куры денег не клюют. Пошел – да продал портретик! А я живу на пенсию безработного…

Когда-то народ по простоте душевной считал, что у Василия Шукшина – золотой кирпич в кармане. Еще бы! Любимый артист! А Шукшин умер в каюте речного парохода на съемках так: рабочие сапоги брошены на полу да стопка книг по истории у изголовья… Вот и все. Народный художник живет босым и уходит босым. Чтобы не топтать матушку- землю. Птицы – они ведь все из нищей братии. Так легче летать.

СОЛНЕЧНЫЙ ХЛЕБ

Диво-дивное, что в Минске появился такой солнечный художник. Минск – город вполне причесанный. И сонный. И очень часто за нашей белорусской «разважлівасцю» кроется элементарный духовный инфантилизм. И еще кое-что, о чем Пушкин когда-то написал: «ленивы и не любопытны». И вот среди нашей пресловутой «памяркоўнасці», которую лучше назвать – спать в шапку, появляется полешук, который, как Винцент Ван Гог, пишет по полотну в день и вообще ведет себя, как ребенок на партсобрании бюрократов. Поэтому что удивляться, что Алексей Кузьмич был одинок?

Когда-то вот так же, в своем жанре, появились мулявинские «Песняры» и в считанные месяцы покорили весь Советский Союз. Забойные песни на фольклорной основе внесли в унылое массовое советское искусство веселую душу белорусского мужика. Так с тех пор Беларусь и знают по «Песнярам». Даже в сериал «Ну, погоди!» они попали. И никакой иронии в этом нет: народная славянская музыка в кои веки зазвучала в мультиках! Каждый ребенок в Советском Союзе напевал мотивы «Песняров». Кто повторит подвиг певцов? Кто двинет Беларусь в большой мир, в человечество? Что-то не очень пока получается у наших певцов и артистов.

И тут, в хаосе 1990-х годов, когда мы задыхались в своем славянском одиночестве, когда душа народа мучилась, безъязыкая от невысказанности, появился Алексей Кузьмич. Как апостолы музыки двинули Беларусь в большой мир «Песняры». И стали визитной карточкой. Навсегда. Сейчас визитная карточка страны – Алексей Кузьмич. Апостол женской Красоты. В свое время после выставки Кузьмича власть от имени первого лица сказала:

– Наших мадонн должны увидеть все славянские страны...

С тех пор наказ Президента никто не торопился выполнять. Наши посольства присылали заинтересованные письма Кузьмичу, но, судя по прессе, по заграницам разъезжали совсем другие художники… Кузьмича обходили более юркие, менее искренние.

Слабое утешение, что это судьба всех больших людей. Но, глядя на мадонн, ангелов и младенцев Кузьмича, вспоминается почему-то только судьба Моцарта, солнечного композитора, которого похоронили в братской могиле среди безымянных нищих. Если кто не знает, как это делалось тогда, можно напомнить: человека брали за ноги и стаскивали в общий ров, без всякого гроба. И христианского прощания. Так жила пресловутая Европа, которая даже в королевских дворцах до Петра І и его солдат и бань не знала, – факт истории.

Правда, есть у народных художников еще один путь – Нико Пиросмани, а у белорусов в частности – путь Язэпа Дроздовича. Иди себе от хаты к хате, разрисовывай печки да коврики на стенках... Дадут хлеба, бульбы и шматок сала. Что ж, Алексей Кузьмич – народный художник. Ему это звание сам народ дал. А за народом – не заржавеет. Народ своего сына накормит, если откажет город.

А Кузьмич – не блудный сын. Он – любимое детище белорусского народа, который через Кузьмича и сказал нынче свое веское слово о красоте. Именно поэтому Кузьмича должны знать везде. И его 1000 картин – дело державное и стратегическое, не менее важное, чем оборона границы на Буге или наш калий. Алексей Кузьмич ясно показал, что у белоруса за душой. И, оказывается, там не портянки и лапти, а гармония и лучезарный свет.

Искусство Кузьмича – пример того, как нужно жить белорусу в большом мире. Жить весело, с размахом, демонстрируя преемственность Ренессанса, без страха и упрека…

                                   В 1994 году в Санкт-Петербурге

Мало кто может так жить. Для этого нужно иметь силу Гулливера. Поэтому в 1994 году «Звязда» с восторгом писала: «Ведай нашых на Няве!» Тогда три десятка полотен художника выставлялись в Санкт-Петербурге, для них отвели целый зал. Сотрудницы Эрмитажа ходили за Кузьмичом, как курицы за петухом. Народ валил валом. В городе – Игры доброй воли. Спортсмены ведущих стран мира увидели Беларусь через Кузьмича.

Продолжение следует...

Выпуск июнь 2015

Copyright PostKlau © 2015