Главная » Статьи » ЛитПремьера » Куклин Валерий

В.Куклин. Если где-то нет кого-то...(Часть 17)

ЕСЛИ ГДЕ-ТО НЕТ КОГО-ТО
ИЛИ
ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ, ПОХОЖАЯ НА СКАЗКУ

(Часть 17)

Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16

Глава девятая. «КАК ЭТО – НЕ БЫЛО ДУШИ?»

Лорка – дура, хвост надула,

Грибы съела – одурела.

Русская народная дразнилка

Обо всем (или почти обо всем, ибо о Змее, о бабульке, об эльфах, об ундинах, о русалках, о растительных дурдалах и редких диамеях - обитателях драгоценных камней, о гномах, о коте, о сове и прочих жителях заповедника я не сказал ни слова, обозвав всех жителей поляны одним полоумным стариком, живущим отшельником, ставящим в лесу дурацкие опыты над пришлыми людьми, но безопасным для общества) я рассказал Андрею Косых, к которому заявился сразу с вокзала, как только прибыл в Москву.

Андрюха в первый момент рассвирепел, увидев меня на лестничной площадке перед своей квартирой, закричал, чтобы ноги моей здесь не было, но я произнес наш старый, школьных пор еще, пароль:

- Константин Заслонов, - и он застыл, не веря своим глазам, ибо сим героем Отечественной войны мы в детстве бредили, почитали его и в последующие годы священным, равнозначным имени Ленина. А я продолжил.

- Надо поговорить.

Когда же, войдя в квартиру, я прямо с порога потребовал накормить меня с дороги хотя бы даже жаренной картошкой, он окончательно уверился в моем возвращении и потребовал отчета. Жены его Валентины дома не было – и я обо всем случившимся со мной (за исключением того, о чем сказано выше) выложил Андрюхе, одновременно с этим черпая разогретую картошку вилкой прямо со сковородки, закусывая ее хлебом и запивая молоком.

- Ты все-таки что-то скрываешь, - задумчиво произнес Андрей нимало не удивляясь моей внезапной говорливости. – Но это и не важно пока.

- А что же важно?

- Важно, что сотрудники милиции могут оказаться дублями.

- Они – оригиналы, - возразил я. – Дубль был один – и тот мой.

- Отчего же тогда они так кардинально изменились? – не поверил Андрей.

Пришлось объяснять:

- Единственным дублем был Выродок. А у твоих сослуживцев просто трансформировались души – получились они зеркально отображенными, как… - оглянулся по сторонам в поисках сравнения, - … как слепок вот с этой ложки, например, в гипсе. А потом этот отпечаток души уложился в этих сотрудников милиции вместо прежней души. Ибо закон сохранения массы и энергии непреложны, - глубокомысленно заявил напоследок, и вновь принялся за картошку.

- А куда делся Андреев этот – генеральный конструктор? – спросил Андрей, который не вполне четко уразумел суть произошедшего перевоплощения своих коллег в моем изложении. - Он же пропал. Исчез. Опергруппа поехала искать конструктора – и заколдовалась.

Я удивился столь точному определению случившегося, высказанного Андреем по наитию, без наличия в его распоряжения достаточного количества информации, из которой бы следовал подобный вывод - заколдовалась. По-видимому, Андрей Косых и впрямь был гением сыска. Поэтому я поспешил увести его сознание от возможной догадки в сторону метафизических концепций:

- У Андреева изначально не было души, - и начал выдавать на гора информацию вторичного значения, чтобы полностью завуалировать в сознании друга мысль о возможном волшебстве. – Андреев ведь был не настоящим конструктором, а назначенным. Так ведь? – Андрей кивнул, что означало, что он знал эту информацию, а мне о ней не сообщил. - Настоящего генерального конструктора по фамилии Алексеев обманули интриганы Министерства среднего машиностроения. Они во время испытаний его изобретения на полигоне года два тому назад организовали катастрофу изобретенного им сверхсекретного агрегата. То есть случилась диверсия, а Госкомиссия признала ее аварией, вину за которую чиновники возложили на самого Алексеева. Отправили гения в отставку, а из ЦК на его место прислали сукина сына Андреева. Именно назначенный генеральным конструктором генерал Андреев и потерялся в заповеднике.

В последних словах скрывалась ложь, о которой знали мы оба: фальшивый генеральный конструктор пропал вовсе не в заповеднике «Кивач», а совсем в другом месте – в том, где были мы с Людмилкой. Но изначально Андреем было предложено называть то таинственное место заповедником – и потому эта маленькая ложь легко расшифровывалась нами, не требовала разъяснений, но оберегала тайну от чужих ушей. Упоминание ее тем более должно было отвлечь внимание моего друга от мысли о волшебстве.

Андрей, не обратив внимание на то, что мне известно имя сверхзасекреченного Алексеева, спросил о главном:

- Как это – не было души?

- Не знаю, - честно признался я. – Старичок тот говорил, что составляющими градиентами каждой души являются его совесть, доброта, честность, способность любить, жертвовать, сопереживать. Всех этих качеств у Юлия Борисовича Андреева не было. Совсем. Нечего было отображать.

- А как он жил? – спросил пораженный Андрей. – Без души-то?

- А он и не жил, - ответил я. - Существовал: потреблял, перерабатывал и выделял фекалии.

- Но он же думал. У него семья была, дети. Он приказы подписывал, планерки проводил. Я просматривал стенограммы его совещаний – он был хорошим администратором.

- Но без души, - напомнил я.

Андрей покачал головой несогласно:

- Это – метафизика. Литература, на крайний случай. А практически: был человек – и нет человека.

- Появился другой человек, - возразил я. – Выродок.

- Но это же – ты, - тупо не согласился сыщик.

- Это – Юлий Борисович Андреев в качестве биомассы, но с зеркально отображенной моей душой внутри нее, - пришлось вторично и уже прямым текстом объяснять недоумку суть произошедших с предметом нашей беседы перемен. Картошка и молоко кончились, я попросил. – Поставь-ка чайник на плиту, - и продолжил. – Обрати внимание – исчез человек без души, а появился человек с душой. В этом суть произошедших на планете перемен, а не в том, что некий сукин сын из ЦК освободил должность за столом с телефонами. Пропажа фальшивого генерального конструктора Андреева – это не событие. А вот появление в нашем НИИ Выродка может оказаться и удачей для человечества, а может быть и его трагедией. Потому что душа – вот основа индивидуума. От того, куда направит она все имеющиеся в ее распоряжении умственные и физические способности, и зависит то, во что превратится известный нам с тобой мир. Уяснил теперь?

Андрей, стоя у газовой плиты, на которой грелась вода в чайнике, смотрел на меня, как на душевнобольного, сбежавшего из клиники имени Кащенко, куда прячут несогласных с существованию в СССР советской власти. Глядя другу в глаза, я думал, что у него в голове вполне может мелькать мысль позвонить главному врачу этого медико-репрессивного учреждения и попросить у него совета, как поступить со мной.

- Ты стал много говорить, - сказал Косых задумчиво. – Гораздо больше, чем раньше.

- Жизнь заставила, - попытался отшутиться я. Но Андрей шутить не собирался:

- И Выродок много говорит. А не оба ли вы – копии настоящего Юрия Гурцева? Может, тебя тоже подменили? Или он – это все-таки ты, и никакого двойника нет?

- Позвони ему – можешь убедиться, что он сейчас дома, гладит брюки, - и, предваряя вопрос, объяснил. – У нас с ним телепатическая связь, односторонняя: я его слышу, он меня – нет. Гладит брючину и насвистывает мелодию из кинофильма «Я шагаю по Москве».

- Почему же вы так похожи? – не унимался привыкший допрашивать подозреваемых Андрей. – Как близнецы. Я видел фотографии и Алексеева, и Андреева. Юлию Борисовичу за пятьдесят, у него другой тип лица, чем у тебя. Твой двойник не может претендовать на место генерального конструктора. Кстати, после исчезновения Андреева по приказу Брежнева вернули на должность главного конструктора академика Алексеева. Ты знал об этом?

- Нет. Меня проблемы военных разработок не интересуют. Генеральные конструкторы тоже, - ответил я. - Мне важно знать, что Выродок – физически абсолютно здоровый человек. И потому мы с ним не абсолютно одинаковы. У него все зубы, а у меня нет одного – ты знаешь. Мне в детдоме выбил его Пашкевич. Ты помнишь эту драку? – Андрей кивнул. - У Выродка идеальные печень, селезенка и другие органы, а у меня шрам в желудке от вылеченной язвы, - продолжил я. – Мы не совсем одинаковы и лицами, ибо зеркальное отображение при наличии асимметричности черт делает эту похожесть весьма условной. Но при беглом взгляде мы кажемся действительно похожими. Разные мы внутри. И, в первую очередь, душами.

- Душами – это успокаивает, - задумчиво произнес Андрей. – Если бы в Москве появился двойник академика Андреева, дело бы приобрело совсем другой оборот…

- Какой?

Андрей посмотрел на меня, как на несмышленыша:

- Шпионаж. Неужели не понятно?

- Нет, - признался я.

- Раз на место генерального конструктора особо секретного аппарата ставят человека из ЦК, а не кого-нибудь из заместителей Алексеева, то это значит, что разработка важнейшего для обороны страны проекта завершена, экспериментальная модель признана прошедшей испытания успешно, хотя и взорвалась. Осталось запускать ее в серию, - объяснил Андрей. - А с этим справится и простой администратор. Не инженер, а именно чиновник, партийный функционер Андреев. Подмена Юлия Борисовича иностранной разведкой на Выродка обошлась бы нашей стране в потерю десятков миллиардов долларов. Дублирование тебя оказалось же бесплатным.

Я вновь оторопел от столь беспощадной силы прагматической логики своего друга. Хотел спросить, отчего же чиновник должен быть человеком без души, но тут закипел чайник. Андрей принялся колдовать с заваркой и чашками, с ложками и сахарницей, доставать из висящего на стене белого ящика вазу с конфетами и печеньем, что-то мурлыча при этом себе под нос.

Выродок тем временем кончил гладить брюки, аккуратно, как никогда не делал я, повесил их на косяк двери, чтобы там они обвисли и остыли, подсохли, приняли форму окончательно, отключил утюг и, сняв со стола одеяло, на котором гладил, аккуратно сложил его, убрал в диван. После подошел к зеркалу и принялся внимательно разглядывать свое (и мое тоже) лицо. Нашел маленький угорек в левом уголке стыка губ, направился к шкафу за одеколоном, чтобы продезинфицировать то место, из которого ему следует выдавить крохотный белый прыщик, до которого мне лично не было никакого дела.

- И что ты предлагаешь? – внезапно спросил Андрей, садясь напротив меня и ополаскивая кипятком наши чашки, сливая воду в чашку третью. – Хочешь, чтобы я убедил администрацию твоего института, что ты – настоящий Гурцев, а он – теперь уже бывший генеральный конструктор Андреев?

- Не знаю, - честно признался я. – Мне кажется, что ты сам до конца не уверен, что я – это я.

Именно в этот момент Юлик выдавил столь неприятный ему угорь и тут же промокнул его смоченной одеколоном ваткой. Губу мою стало жечь – и я, сморщившись, автоматически облизнул ее.

- Что сделал сейчас Выродок? – спросил Андрей. – Отвечай быстро.

- Угорь выдавил, - ответил я. - Под губой. У него – слева, у меня – справа.

- Правильно, - кивнул Андрей. – У тебя был там белый прыщ, а теперь вместо него осталось красное пятнышко. Изменение произошло прямо у меня на глазах… - и после этого заявил вполне серьезно. - Теперь я тебе верю… - и принялся, как ни в чем не бывало, разливать чай по чашкам.

Андрей позвонил в МУР, сообщил какому-то полковнику, что он занят, чтобы его не разыскивали и не беспокоили сегодня, отключил телефон и проговорил со мной весь день, до самого возвращения Валентины с работы. Дети были в пионерлагере, поэтому тоже нам не мешали.

А говорили мы обо всем подряд: о том, что материя первична, сознание вторично, а также о том, что от утверждения, будто мир, что вокруг нас, есть объективная реальность (по В. Ленину) легко дойти до объяснений реальности существования летающих тарелок, привидений и снежного человека. Мы выпили весь имеющийся у Андрея дома запас спиртного и съели все, что можно было добыть из холодильника, не закрывая по очереди ртов, а порой и прерывая друг друга, споря, переходя на крик. Это был хороший день, хоть и изрядно напряженный, вымотавший нас обоих до того, что прихода хозяйки дома мы едва не пропустили мимо своих не трезвых сознаний. Я лишь коротко кивнул Вале, заглянувшей на кухню, не поцеловав ее, как обычно, в щеку, а Андрей и вовсе без всяких церемоний развернул ее лицом к двери и попросил оставить нас наедине еще на пару часов. Валентина всегда была понятливой женщиной, потому не обиделась, спорить не стала, а просто ушла, крикнув из коридора, что отправляется к матери, будет ночевать там, но!... если чего нужно будет, Андрей знает, куда звонить. Мы оставили весь этот эпизод на задворках наших разумов и продолжили разговор.

Сумасшедшего деда-отшельника, изучающего души людей, материалист Андрей категорически отверг, как версию, которую я могу выдавать в Москве всем и каждому. Сказал, что его начальство в такую лапшу не поверит никогда. Он выдвинул свою теорию – и с каждым произнесенным самим собой словом все крепче утверждался в ней: на настоящего фальшивого конструктора Юлия Борисовича Андреева, а также на опегруппу из Москвы и на меня воздействовали некие особого свойства лучи, испускаемые геологической радиоактивной аномалией, расположенной в районе, условно говоря, заповедника «Кивач». В результате у суррогатного генконструктора Андреева не выдержало сердце - и Юлий Борисович умер, а у членов опергруппы только расстроилась психика. Я дольше всех пробыл в условно говоря заповеднике «Кивач» – и аномалия каким-то странным образом сумела продублировать мою материальную субстанцию. Но, будучи не в состоянии дублировать некоторые качественные характеристики моего сознания, аномалия перенесла оные характеристики в наново созданный дубль Гурцева Юрия Ивановича, то бишь меня, с некоторым браком – в зеркально отраженном виде. А про душу велел мне Андрей и вовсе молчать. Ибо материя первична, сознание вторично, а душа – это вообще отвлеченное понятие, рожденное досужей фантазией политически незрелых индивидуумов.

Мне эта гипотеза Андрея не понравилась.

- Еще инопланетян сюда приплети, - сказал я, выслушав его выкладки, - марсиан, войну миров, прочие чудеса в решете.

- Не исключено, - вполне серьезно заявил Андрей. – Министерство обороны ведет исследования паранормальных явлений в природе.

- И ты, как добропорядочный гражданин, с этой своей бредовой идеей попрешься завтра к своему начальству? – прямо спросил я.

Андрей встретился со мной глазами, и ответил:

- Нет. Я не идиот. И не предатель. Меня с этим сообщением в психушку посадят, а тебя просто убьют. На всякий случай. А туда, где ты был, пошлют дивизию десантников и кучу докторов всевозможных наук. И перевернут там все кверху дном… - после чего уперся мне в глаза своими бесстыжими зыркалками, и заявил. - Но ты что-то скрываешь от меня. Значит, там осталось то, что тебе дорого. А раз так, то я никому ничего не скажу.

Мы были основательно пьяны, но в этот момент он говорил, как совершенно трезвый человек.

- Но еще хуже, - продолжил он, - если там, - показал он пальцем в потолок, - решат, что это действительно пришествие. Инопланетяне – это их мечта. Это – новые технологии, это – возможность владеть всем миром. Они просто мечтают, чтобы мы были не одни во Вселенной.

- Кто они – Политбюро?

- При чем тут Политбюро? Они – это власть. Любая власть. И в СССР, и в США, и в Германии, и где-нибудь в Береге Слоновой Кости. Везде. Власть – она везде власть, даже на другой планете. И властям всегда надо воевать друг с другом.

- Ты сам – власть, - напомнил я. – Оплот закона и порядка.

Андрей поискал глазами последнюю из бутылок, увидел, что она пуста, печально вздохнул и лишь после всего этого объяснился:

- Власть – это не существительное, не прилагательное, это качество, протяженное во времени. То есть процесс селекции из огромной человеческой массы крохотной элиты негодяев.

- Ты рассуждаешь, как настоящий биолог, - заявил я, и стукнул кулаком по столу. Пустые бутылки весело зазвенели. – Ты рассуждаешь правильно.

- Я – не биолог, - пьяно обиделся Андрей. – Я – мент! – и тоже стукнул по столу.

- Ну, все, - понял я, увидев, как от удара его упала бутылка, покатилась к краю стола и там зависла, готовая упасть. – Пора спать. А то посуду начнем бить. Ты это… Ты Валентине позвони. Чтобы не приходила сегодня. А завтра меня уже не будет.

- Ага. Сейчас. Разбежался, - ответил он. Взял в руки телефон, но звонить не стал, спросил. – А куда ты пойдешь? У тебя ж теперь нет дома.

И впрямь… Я почему-то об этом не подумал. Мне стало так горько и одиноко от бездомности своей, что я готов был заплакать и завыть по-собачьи.

Но Андрюха сказал:

- Власть я или не власть?

Я ответил:

- Власть.

- Будешь жить на конспиративной квартире Министерства внутренних дел, - заявил он. – Я оформлю тебя нашим тайным агентом, скрывающимся от мести преступников. На полгода.

- А потом?

- Потом еще на полгода.

- А потом?

- Что, по-твоему, мы с тобой за год с какими-то там инопланетянами не справимся? – искренне удивился он.

Аргумент показался мне резонным. Я ответил, что справимся – и тотчас обнаружил еще один шкалик водки, прячущийся за локтем Андрюхи. Мы его разлили по стаканам и выпили. За нашу Победу.

Признаться, так много водки, да плюс еще вина красного и вина белого, коньяка и самогона, выпил я в первый раз в жизни. А уж с Андреем не пил вообще никогда наедине. В Златоусте нам и трезвыми легко было друг с другом общаться, а в Москве выпивали мы лишь в общих компаниях, стараясь лишь делать вид, что опрокидываем в себя рюмки А тут – словно прорвало нас вылакать все не выпитое ранее. Развезло меня так, что я уснул прямо за столом…

Выродок в это время встречался с Ольгой Подопригорой на выходе из метро «Крымский мост», а потом шел с ней вместе в кинотеатр «Фитиль», где показывали в сотый, должно быть, раз мою любимую польскую кинокомедию «Гангстеры и филантропы». Держались они друг с другом уже легко, свободно, без былой натянутости, речь Юлика лилась рекой, рук друг друга они не отпускали.

По пути он купил в киоске гвоздику за девяносто копеек и мороженное за тринадцать. В буфете купил бутылку лимонада на двоих и пару бутербродов с девятнадцатикопеечнной колбасой. Ольга от еды отказалась, и Юлик, сожрав оба бутерброда, запил их стаканом теплого лимонада.

Все это я смутно ощущал сквозь пьяный сон свой с полным безразличием к происходящим с Выродком и Ольгой, а также меняющимся на киноэкране событиям. Но когда Выродок под руку с Ольгой вышел из душного зала и побрел по Фрунзенской набережной в сторону министерства обороны, от вида мерцающей в свете фонарей черной воды Москвы-реки захотелось мне по малой нужде – и я проснулся.

Спал я, оказывается, не за столом, а на простынях с подушкой под головой, на диване, раздетым до трусов и майки. В углу слабо светилось привидение Сиги , увязавшегося за мной, когда я уезжал из заповедника. Старый пьяница-король состояние мое понимал хорошо, потому молчал и лишь светился. Завидовал, должно быть, тварь бестелесная. Когда же я вернулся из туалета, призрак переместился к дивану, спросил:

- Тяжко?.. Вот то-то и оно. И с ней плохо, и без нее нельзя. Это я – про водку. Не нажрались бы вы, как свиньи, Андрей бы твой тебе так до сих пор и не доверял. А теперь – на должностное преступление пойдет, а тебе поможет. Потому как пили вместе. Все у вас на Руси – как у нас в Польше.

- Ну, да, - возразил я. – У вас это когда было? Четыреста лет назад.

- Это не важно, - ответил покойный король Речи Посполитой. – Люди всегда остаются людьми.

Я лег на диван – и почувствовал, что сна нет, и долго не будет. А мучаться бессонницей в чужой квартире, в которой даже не знаешь, где книги лежат, чтобы было с чем ночь скоротать, - дело мучительное.

- Ничего страшного, - сказало мне привидение. – Можно ведь не читать, а вспоминать. А то забудешь, например, о чем по-пьяному делу беседовал с властью. Хочешь вспомнить?

Я кивнул.